«На съемках «Сибирского цирюльника» было очень холодно. Хотя зима подходила к концу. На пруду уже появились полыньи, поэтому на обычный лед все время подсыпали искусственный. А в последние дни на пруд выпускали уже ограниченное количество людей, чтобы истончившийся лед не треснул от нагрузки», — рассказывает актриса Глафира Тарханова.
— Глафира, на канале «Россия» идет сериал «Паромщица. Долина мечты», в котором вы сыграли главную роль. Вдоволь накупаться в реке на съемках удалось? Вы же в детстве занимались в секции плавания…
— Нет, на съемках я плавала только по сценарию. Во-первых, во время съемочного дня на это просто нет времени и возможности — грим, прическа и прочее. Во-вторых, река не совсем подходящая для купания — местные в ней рыбу ловят, а вот пляжа там нет. Слишком сильное течение, плавать небезопасно. К тому же первый сезон мы снимали в конце августа, вода была уже холодная. Когда дело дошло до финальной сцены — с купанием, пришлось сниматься в гидрокостюмах.
— Сейчас в эфире показали и начало истории — сериал «Паромщица». Чем эти два сезона отличаются?
— Локации в основном остались прежние — Великий Новгород и немного Москвы. А вот паром, с которым переплелась жизнь моей героини Нади, во втором сезоне обновили. Кстати, оба раза его специально построили для съемок. Красивый паром, но бутафорский. После окончания работы над первым сезоном паром сломали. А для второго построили новый, размером побольше.
И, конечно, в чем-то изменилась моя героиня: у Нади иное социальное положение, она по-другому одевается. Прическу мы не меняли — это было принципиально, а вот одежда изменилась. Я даже сама нанимала стилиста, чтобы моей Надежде подобрали подходящий гардероб. В прошлом сезоне в этом смысле разгуляться было негде: несколько серий героиня просидела в тюрьме, ей было не до внешней красоты. Изменились и вопросы, которые пришлось решать героине. В первом сезоне это женщина, которой надо просто выжить: снова встать на ноги, найти работу, вернуть сына. Во втором у нее проблемы иные: героиня отстаивает интересы любимого мужчины, продолжает бороться и за сына, и за свою любовь. Но Надежда по-прежнему не может остаться равнодушной к проблемам других людей и ввязывается в различные истории…
Второй сезон был очень важен для меня, я чувствовала большую ответственность перед зрителями, которые ждали продолжения истории. Люди много раз задавали мне вопрос: «Когда же?!» Мы же публиковали в соцсетях какие-то фото со съемок второго сезона, и народ понимал, что работа идет, что съемки закончились. Ведь второй сезон сняли еще два года назад, просто выпустили только сейчас — в кино это обычная ситуация. Так что поклонникам «Паромщицы» пришлось долго ждать. И я поражена, сколько терпения проявили люди. Наша публика — самых разных возрастов. Возможно, оттого что первый сезон показали в самом начале пандемии. Многим тогда пришлось сидеть дома, и люди очень активно смотрели телевизор. По этой же причине у «Паромщицы» много и поклонников-мужчин, хотя это история про женщину.
— После яркой роли к актрисе иногда «прилипает» имя героини. Вы с этим сталкивались?
— Такая ситуация возникла после первого моего большого проекта — сериала «Громовы». Люди часто называли меня Настей. Может, еще и потому, что у меня необычное имя, его не всем легко запомнить. Кстати, киноименем меня иногда называл и режиссер во время съемок «Паромщицы»: «Надю на площадку!» Сезон снимали полгода, и все просто привыкли, что я — Надежда.
— А как вам работалось с Петей Натаровым, который сыграл вашего киносына Костика?
— Замечательно! Петя, у которого за плечами уже много съемок, вырос вместе с проектом. Когда снимался первый сезон, ему было лет одиннадцать, во втором — 14, из мальчика — в парня. Подростковый возраст дает возможность привнести в сериал интересные повороты истории, например первую влюбленность. У Пети чудесная мама, интеллигентная семья. А еще у него уникальные внешние данные. Неудивительно, что у Пети уже так много прекрасных ролей.
— Глафира, в этом году вы можете отметить четвертьвековой юбилей творческой деятельности: в 1998 году вы снялись в «Сибирском цирюльнике» у Никиты Михалкова.
— Да что вы, неужели 25 лет уже прошло?! Ну, это громко звучит — «снялась», я просто поучаствовала в массовке в сцене Масленицы и один раз попала в групповку. Так что на экране меня разглядеть можно, но сложно. Я там снималась вместе с отчимом. В то время любой дополнительный заработок был важен для нас (Глафира — из актерской семьи. — Прим. ред.). На площадке я подружилась с девочками из разных коллективов. Ведь ярмарка на Масленицу была с развлечениями: кукольный театр, цирковые артисты...
Сцену снимали на пруду у Новодевичьего монастыря две недели с огромной костюмированной массовкой, у меня после этого никогда не было таких масштабных съемок! Помню настоящую полевую кухню — на военных машинах. И нас, массовку, кормили кашей, поили чаем, так далеко не всегда бывает на съемках.
— На что потратили первый гонорар?
— Купила скрипку (я тогда училась играть на этом инструменте). И мне как раз надо было переходить на «полный», взрослый инструмент. И мы с рук приобрели отличную, уже «разыгранную» скрипку.
— Благодаря съемкам в «Сибирском цирюльнике» вы и захотели стать актрисой?
— Нет, что вы! Тогда просто почувствовала детский азарт. Наша веселая девчачья компания лезла сниматься в каждую сцену не потому, что мы хотели «выступать», а потому, что нам просто было скучно сидеть на берегу пруда и ждать, когда нас позовут в кадр. И никаких далеко идущих планов в смысле актерской профессии я тогда не строила. Я же очень хорошо представляла, что такое жизнь артиста: много раз ездила с родителями на гастроли, видела, как они работают в выходные. Так что иллюзий у меня не было. Это только для несведущих людей киносъемки — нечто романтичное, волшебное. Но когда кто-то попадает на съемочную площадку и проводит там смену — 12 часов — на морозе или, наоборот, в жару, вопрос только один: «Как вы это выдерживаете?»
На съемках «Сибирского цирюльника», к примеру, было очень холодно. Хотя зима подходила к концу. На пруду уже появились полыньи, поэтому на обычный лед все время подсыпали искусственный. А в последние дни на пруд выпускали ограниченное количество людей, чтобы истончившийся лед не треснул от нагрузки... Для ребенка съемки — это интересно и весело, но на самом деле это тяжелый труд.
— И когда же вы решили стать актрисой?
— Это было вынужденное решение… Я думала о профессии врача, ходила на курсы при медучилище, в которое хотела поступать после 9-го класса. Но вместо этого попала в Центр оперного пения Галины Вишневской — только потому, что он расположен неподалеку от нашего дома, а в медучилище надо было ехать через всю Москву. Мама побаивалась отпускать меня так далеко, а тут от знакомых услышала, что поблизости идет набор в школу Вишневской. Меня взяли скорее в качестве эксперимента, я была единственной, кто поступал в 10-й класс. Директор, спасибо ей большое, так и сказала: «Не знаю, что с тобой делать. Но я хочу тебя взять».
Через два года, к концу обучения стало ясно, что большого оперного голоса у меня нет. И, получив аттестат, я задумалась: а куда дальше идти? Денег на репетиторов у нашей семьи не было. И самым доступным вариантом для меня оказался... театральный вуз. Я же всегда читала стихи, пела, танцевала.
Как это обычно и бывает, я поступала во все московские театральные училища сразу. Почти везде прошла. И потом в Школе-студии МХАТ мой будущий педагог Сергей Иванович Земцов сказал: «Тебе все равно придется выбирать». Потому что в такой ситуации не только педагоги отбирают, выбор приходится делать и тем, кто прошел на конкурс в нескольких местах. В разных вузах решающий экзамен специально проводят в один день, чтобы абитуриент уже определился, куда отнесет документы. Помню, как мы с мамой сидели и думали: вот сейчас решается моя судьба. На окончательный выбор повлияла атмосфера, то, как относились к кандидатам в разных училищах. На конкурсе в «Щепке» всех выстроили пятерками явно по типажам. Мне не понравился такой подход: «Вот пять девочек с косой, из них надо выбрать одну». Я и сейчас не люблю, когда людей группируют «по признакам»: каждый человек уникален. Конечно, типажи в кино существуют, но все-таки на экзаменах во МХАТе такой откровенной «сортировки» не было. В общем, я выбрала Школу-студию МХАТ и оказалась на курсе Райкина...
— Который после института взял вас к себе в театр «Сатирикон». Вы проработали там почти двадцать лет, но два года назад из этой труппы ушли. Почему?
— Я начала работать в «Сатириконе» с первого курса. Да, я больше не в труппе, но считаю ее одной из самых дисциплинированных. Вообще благодарна этому театру, который достойно пережил четыре моих декрета! Например, перед тем как уйти, полтора года не выходила на сцену... Константин Аркадьевич любит обновлять труппу, у него много студентов, которых он так же, как и меня в свое время, берет в «Сатирикон». Дальше я пошла своим путем. Потом Константин Аркадьевич предлагал мне вернуться, но мы уже не совпали по графикам — у меня была большая занятость в других театральных проектах. Работая в репертуарной труппе, ты должен принадлежать театру, ставить его на первое место. И финансово это непросто, потому что театральные зарплаты отличаются от гонораров в кино. Но театр для меня очень важен, там я играю самые разные роли — от возрастных до характерных, вплоть до клоунады! И это ценно! А в кино обычно используют уже то, что ты умеешь, опираются на внешние данные (в театре нет крупного плана). Часто продюсеры видят меня в одном амплуа, хотя я очень стараюсь расширять свой диапазон. В сериале «Измены» это получилось — я сыграла новый для себя характер.
— Уйдя из «Сатирикона», без сцены скучаете?
— А почему я должна скучать? У меня же огромное количество спектаклей, просто теперь я играю в антрепризах. И на сцену выхожу раз в десять чаще, чем в «Сатириконе». У меня есть новые спектакли — год назад мы выпустили с Дмитрием Дюжевым постановку «Джекпот для любимой». А есть такие, на которые зрители ходят по несколько раз! Спектакль «Колесо фортуны, или Зигзаг удачи» уже лет десять играем, и почти всегда с аншлагами! А недавно я приняла участие в иммерсивном шоу Мигеля «Вернувшиеся» — по пьесе Ибсена «Привидения». Спектакль проходит в старинном московском особняке. Это новый формат театра, когда зритель напрямую погружен в действие, когда актеры совсем рядом. Мне этот опыт очень нравится...
А еще благодаря антрепризам я объездила все страну вплоть до Камчатки. Мы играли и в крупных городах, и в закрытых поселках, куда людей пускают только по паспортам и спецпропускам. И зрители везде очень отзывчивые и теплые, это самое главное.
Гастроли бывают каждый месяц, и я часто собираю чемодан за 15 минут! Могу обходиться минимальным количеством вещей. Но в последнее время начала ценить комфорт. И даже на гастроли могу взять пару нарядных платьев. Не могу же я не вылезать из кроссовок и джинсов целыми днями! И еще могу спать в любых условиях — при дневном свете, при громкой музыке. Это тоже профессиональный навык.
— У вас большая фильмография. А какие съемки оказались самыми сложными физически?
— Наверное, те, где надо было работать с лошадьми. Таких проектов у меня несколько. А училась я сидеть в седле для фильма «Бесы» по Достоевскому. С лошадьми работать всегда непросто, это же очень крупное животное. А время, чтобы подружиться и наладить контакт, есть не всегда. И у меня не складывались съемки именно оттого, что кони чувствовали мой испуг, понимали, что я не уверена в себе, не могу ими управлять. Помню, снимали мы одну сцену: я должна была неторопливо, шагом проехать на лошади по высокому берегу реки. Но незадолго до этого прошел дождик, и копыта соскальзывали с обрыва. Лошадь сама испугалась, хотела взбрыкнуть. А мне надо не просто на ней ехать, но еще и «держать лицо». В другой раз в павильоне у лошади на гладкой бетонной поверхности стали в разные стороны разъезжаться ноги — как в мультике. Она все садится и садится, а у меня к тому же женское историческое седло, с которого не так просто спрыгнуть. В итоге нас двоих чудом удалось поднять, обошлось без травм. Но потом лошадь никак не хотела возвращаться на опасное место — уперлась, и все. Поэтому такие съемки считаю сложными и непредсказуемыми.
— А как вы справлялись с трюковыми сценами в «Паромщице»?
— В первом сезоне их выполняли каскадеры, и проблем не возникало. А вот во втором все было так странно организовано, что в итоге трюки — падения на землю и прочее — я делала сама. Хотя дублерша на площадке была. Это вопрос организации.
Вообще, на съемках много чего надо уметь. Ну, доить корову я еще в детстве научилась: меня на каникулы отвозили к бабушке, я там доила и козу, и корову. Сейчас меня посадите к буренке, и вскоре я дам вам полведра молока. Кстати, козы более хитрые. Когда работала с ними в одном кинопроекте, они поджимали вымя, чтобы я им сделала массаж, и лишь после разрешали себя подоить. Но все равно это несложно. А вот научиться говорить по-немецки для сериала «Белая ворона» было тяжеловато. Но надо — значит, надо.
— Глафира, у вас с мужем (Алексеем Фадеевым, актером Малого театра. — Прим. ред.) четверо сыновей: Корней, Ермолай, Гордей и Никифор. Вы не только не снимаете своих мальчиков в кино, не водите на телешоу, но даже не показываете их фото в соцсетях. Почему?
— Это наша с мужем принципиальная позиция. Мы не снимаем детей — а зачем? Мальчиков, насколько я вижу, в кино или на телевидение совсем не тянет, им это неинтересно. Они занимаются своими увлечениями. И слава богу, мы с мужем пока можем их обеспечить, нет необходимости зарабатывать на детях.
— Так чем сыновья занимаются?
— Корней учится в художественной школе, рисует в самых разных стилях — от классики до мультипликации и аниме. Ермолаю очень нравится спорт, он занимается борьбой. А еще вместе с Корнеем играет на барабанах. Гордей — натура увлекающаяся, его интересы меняются. Раньше он был фанатом «Звездных войн», а сейчас обожает все, что связано с «Формулой-1». Пока изучает теорию, историю гонок и просит отдать его на картинг. А самый младший — Никифор — просто наслаждается жизнью. Уже через год он пойдет в школу, но немножко свободы у него еще есть... Я не хочу своим детям ничего навязывать. Я благодарна родителям, которые в свое время дали мне возможность выбрать любимое дело. Так пусть и мои сыновья занимаются тем, что им нравится.
