«Меня «женили» много раз, в основном выдавали за Юру Гальцева. Помню, приехали в гастрольный тур, и в первом же городе директор отеля говорит: «Я так рада вас видеть, вы мои любимцы, я вам такой номер подготовила!» А там написано: «Номер для новобрачных». Я в стороночку отвожу ее: «Спасибо огромное, а можно два разных?» И она с сочувствием: «Что, уже поругались?» — рассказывает звезда сериала «Полярный» на ТНТ.
— Елена, как вы отреагировали на предложение сняться в новом сезоне сериала «Полярный»?
— Честно говоря, скептически. Я всего несколько раз в жизни участвовала в кастингах, и все неудачно. Так что на этот раз на встречу с режиссером я шла, ни на что не надеясь. Когда ассистент по актерам при расставании сказала избитую фразу «Мы вам перезвоним», я хотела крикнуть: «Не верю!» Но вскоре меня пригласили на дополнительные пробы. «Зачем?» — спрашивала я себя. Ведь возьмут кого-то «своего»… Почему такая неуверенность в себе? Пауза в «отношениях» с кинематографом у меня сильно затянулась, а попасть в такой популярный сериал, как «Полярный», было все равно что вытащить счастливый лотерейный билет. Поэтому я и отказывалась поверить в то, что мне повезет!
— Были знакомы с этим проектом ранее?
— На момент предложения пройти пробы я посмотрела первый сезон сериала. И мне он «зашел», как сейчас говорят. Поэтому после честного трудового кастинга я с особым удовольствием посмотрела второй сезон «Полярного». Ну, во-первых, там снимаются актеры, которых любит вся страна. А во-вторых, Миша Пореченков и Ян Цапник вообще мои давние друзья, которых я не видела больше двадцати лет! Мы все выпускники ЛГИТМиКа, театрального института Питера. Карина Зверева — моя подруга по аншлаговскому прошлому. Так что получить входной билет в этот проект было для меня двойным счастьем. Раскрывая секреты закулисья, скажу, что первый день «Полярного-3» был для меня самым тяжелым. Я честно предупредила своих партнеров — Бориса Борисовича Каморзина и Катерину Шпицу, что давно не была в кадре. И попросила: если вдруг я забуду о каких-то элементарных вещах, пожалуйста, не бейте. Уже второй и третий съемочные дни были гораздо комфортнее, я почувствовала себя в кругу своих, в кругу друзей и партнеров, и даже жалко было предполагать, что однажды прозвучит «Стоп! Снято!».
— Вы играете тещу главного героя в исполнении Михаила Пореченкова, с которой у него не все гладко. Вам была близка эта роль?
— На первой предварительной встрече с режиссером Ильей Аксеновым мы разговаривали о жизни, обсуждали мою героиню. Я рассказывала о своем опыте — какая была свекровь у меня, каких персонажей я наблюдала в жизни. О том, что, когда женщина в гневе, ей необязательно кричать. Например, чем тише я разговариваю, когда злюсь, тем страшнее тем, кто рядом… Кое-что Илья взял на заметку, и потом уже в работе он мне напоминал, что именно эту краску он сейчас хочет видеть у моей героини. Система Станиславского, она такая: мы фиксируем все, что происходит в нашей жизни, чтобы однажды вытащить эту карту памяти и активировать — прожить этот эпизод еще раз, но уже в кадре. Так было и с моей героиней. Ее очень точно охарактеризовала Катя Шпица, моя кинодочь. Она сказала: «Ты играешь токсичную маму». Честно говоря, до этого момента я никогда не слышала такого выражения. Уже в разгар проекта, когда поменяли локацию, вся съемочная группа переместилась из Кировска в Москву. Мы снимались в избе, в которой живет мой кинозять, я зашла в павильон и, увидев собственный портрет на стене, воскликнула: «Мымра!» Вот в таком амплуа я вижу себя в этой картине.
— Елена, после съемок сумрачного «Полярного» как вы себя ощущаете в не менее пасмурной Москве сейчас?
— Погода, конечно, угнетает. Вся это серость… Хотелось бы, чтобы изобрели какой-то прибор, который создавал бы в доме искусственное солнце.
— Так китайцы его изобрели! У меня такой, например, есть. Давайте я вам его подарю?
— Да? Спасибо, буду очень признательна! Я думала, такого не бывает, не зря меня считают «городской сумасшедшей»: имеются в виду идеи, которые посещают мою голову и транзитом там задерживаются.
— Какие, например, идеи?
— Однажды я загорелась и решила создать продукт для людей, страдающих псориазом, которые не могут себе позволить дорогостоящие поездки к Мертвому морю. Я думала, как бы сделать так, чтобы это море оказалось у каждого. В компании наших и израильских косметологов мы стали разрабатывать идею создать салфетки, пропитанные водой Мертвого моря. И представьте себе, этот проект подхватили мои знакомые, помогли пройти кучу инстанций, и я довела его до финала и выпустила продукт. Но, к сожалению, не смогла выйти на рынок. Это было несколько лет назад, когда проект невозможно было реализовать без блата и связей. Я была вынуждена раздарить продукцию своим знакомым, в том числе тем, у кого проблемы с кожей.
— В современном мире свои законы. Многие, например, вдруг озаботились проблемами экологии. Вам это близко?
— Мода на экологию — это хорошая обертка с плохой начинкой. Потому что мы в этом ни черта не понимаем. Раньше производство было гораздо грязнее, чем сейчас. Вспомните промышленность XIX века, как все чудовищно коптило, никто об этом не заботился, и, по идее, все должно уже было разрушиться. Но не разрушилось ведь. Мне кажется, сейчас ловко играют на нервах доверчивого населения. От того, что мы, например, все поедем на электрокарах, атмосфера не станет лучше или хуже, настолько мы микроскопичны в масштабах космоса и мироздания.
— Вы согласны с тем, что сейчас идет какая-то битва поколений в вопросах той же экологии или, например, правильного питания?
— Я все подвергаю сомнению. Сорок лет назад мы просто не интересовались тем, из чего делалась колбаса, добавляют в нее ГМО или нет. Сейчас все по-другому. На людях, которые не могут позволить себе дорогие и высококачественные продукты, откровенно наживаются. А у нас большая часть населения страны бедная. Для того, чтобы удешевить продукт, нужно какие-то ингредиенты добавлять, это логично. В советские времена мы с удовольствием ели докторскую колбасу, хотя я сильно сомневаюсь, что она была совсем уж натуральная. Честно говоря, это было не важно, главное — вкусно. Теперь у нас невероятное изобилие выбора, иногда думаешь даже — с перебором. Даже клубнику зимой продают.
— Вы в межсезонье ее покупаете?
— Я покупаю только ту, что продают бабушки летом на дороге перед своим домом.
— А вы ее моете?
— Нет! Я приучаю организм к стрессу, пусть вырабатывает иммунитет. В детстве же ели немытые яблоки, груши и абрикосы. И ничего, не болели.
— О больном: вас так часто в прессе пытаются выдать замуж. Не надоело это читать?
— Прекрасный вопрос. Я тоже не понимаю, зачем меня так пытаться сдать кому-то «в пользование»… Я задавала вопрос журналистам: «А почему вы так любите писать про личную жизнь и вас беспокоит именно тема спальни больше всего?» На что мне ответили: «Это самая любимая тема народа». Меня «женили» много раз, в основном выдавали за Юру Гальцева. Я помню, мы приехали в гастрольный тур, и в первом же городе директор отеля говорит: «Я так рада вас видеть, я просто счастлива, вы мои любимцы, я вам такой номер подготовила!» А там написано: «Номер для новобрачных». Я в стороночку отвожу ее: «Спасибо огромное, а можно два разных?» Она с сочувствием отвечает: «Что, уже поругались?» В 2006—2007 годах писали, что у меня есть ребенок от Гальцева, что мы пара, и мои родные сходили с ума, когда читали прессу. Они говорили: «Ну как так можно? Пускай извиняются!» А мне этого не нужно. Я прекрасно понимаю, что все эти заголовки делаются для привлечения внимания, но у меня все в порядке с резистентностью. Однажды написали, что я устроила дебош в самолете, но в этом материале даже фотография была не моя. Противно было читать. Но раз о тебе пишут, значит, ты интересна читателям, интересна журналистам, и это не всегда бывает рафинадно.
— В какой момент вы поняли, что вам сладко живется в Москве, раз уж мы говорим про рафинад?
— Да сразу! В первое время я жила в маленькой квартире на Варшавском шоссе, и пробки меня совершенно не волновали. Это не был какой-то элитный комплекс со шлагбаумом для въезда во двор. Я любила эту маленькую квартирку, в которой я стала мамой и обрела свое женское счастье. Очень любила ходить пешком оттуда до Замоскворечья.
— Там много красивых крыш.
— Я любила лазить по крышам и деревьям, это мое детство. А в студенчестве мы забирались на крыши через чердаки и с девчонками там загорали.
— Прошло много лет после вылазок на крыши, а в вас жив студенческий азарт?
— Я с юмором отношусь к возрасту, скажу так. Раньше я отвечала на похожий вопрос, что мне 20 лет и 30 зим. Сейчас говорю по-другому: «Мне 18, а остальное — стаж». Я девушка со стажем.
— Вы девушка, судя по всему, в первую очередь с характером.
— Спасибо, так и есть. Говорят, что мы, женщины, внезапные, непредсказуемые, как шпагаты Волочковой. Это я сейчас сочиняю номер про отношения мужчины и женщины, и это моя реприза, и я ее на вас проверяю. Я вижу, что это правильно подобранные слова и поставленный диагноз: «Мы — со стажем».
