Александра Пахмутова: «Градский поразил меня своей просьбой»

«Магомаеву так понравилась наша новая песня, что он за три дня до своего концерта успел заказать аранжировку и с большим успехом исполнил «Мелодию» на сцене. Эта песня стала его признанием в любви Тамаре Синявской», — вспоминает композитор Александра Пахмутова, которая 9 ноября отметит свое 95-летие концертом на сцене Большого театра. В преддверии юбилея у нее вышла книга-альбом «Как молоды мы были…». Читатели «7Д» имеют уникальную возможность первыми ознакомиться с ее фрагментами.

«С Николаем Никола­евичем (муж Пахму­товой, поэт Николай Добронравов, с которым они прожили 67 лет. — Прим. ред.) мы познакомились на радио во время работы. Редактор представила нас друг другу: «Вы композитор, он поэт, попробуйте поработать вместе». Это все и решило... Не было такого, как сейчас принято: давай сначала просто поживем вместе, проверим, подходим ли мы друг другу. К тому же жить нам было негде. Расписались и сразу уехали на полтора месяца на море в Абхазию. Это было прекрасное время: солнце, море, с нами наши друзья… А когда ехали в ЗАГС, вдруг начался ливень! Такой проливной! Говорят, это хорошая примета, которая обещает долгую и счастливую совместную жизнь…

У нас разные характеры. Конечно, возникали и сложности, как без них? Но у нас была общая позиция, общие взгляды. Мы всегда работали, и другой жизни я уже не мыслю. Никогда не любили слово «вдохновение» — оно такое витиеватое. Просто мы всегда трудились и старались это делать в таком темпе, как завещал Юрий Олеша: «Ни дня без строчки».

Если говорить о том, как песни создаются, то почти всегда сперва рождается мелодия, а уже потом поэт пишет на нее стихи. Так что зачастую заранее нельзя и предположить, о чем песня будет. Но когда она уже звучит готовая, со словами, кажется, что по-другому и быть не могло. Мне повезло: у меня, как у сельского врача, есть дар точной диагностики. Я знаю, когда получилась средняя песня, когда плохая. Но в нашем мире есть люди, порой очень талантливые, которые считают, что все, что они написали, гениально. Мне их жаль: наверное, это тяжело — утверждать, что ты создал гениальное произведение, когда никому вокруг так не кажется. Я знаю, что у меня нет гениальных сочинений, есть удачные и неудачные. И кстати, если говорить о песне, мое мнение не всегда совпадает с мнением публики. Это как судьба человека: бывает человек красивый, умный, порядочный — а счастья нет. Бывает, ничего особенного, а всю жизнь живет припеваючи. И с песнями — так же!

С Кобзоном мы объехали все соцстройки

Моя жизнь пришлась на очень яркое время советской эпохи: мы выиграли войну, запустили первый спутник Земли, Гагарин полетел в космос. Советские граждане были уверены в будущем и знали, что завтра обязательно будет лучше, чем вчера. Людям тех поколений было чем гордиться: целина, Братская ГЭС, уникальные предприятия... На мерзлой земле стояли палатки, днем люди работали, ночью играли на гитарах у костра, пели. А мы, влюбленные в этих людей, писали для них.

В 1963 году меня, Николая Никола­евича, нашего соавтора поэта Сергея Гребенникова и Иосифа Кобзона отправили на стройку Усть-Илимской ГЭС в творческую командировку. Помню, как мы плыли на катере по Илиму, вода от обилия рыбешки казалась серебристой. От этого зрелища у Кобзона заблестели глаза! Едва пристали к берегу, он вытащил удочки и долго стоял на корме... А в Усть-Илиме (это через 10 лет он станет городом Усть-Илимском) мы обнаружили всего 8 палаток, в которых жили по 18—20 человек, четыре небольших, еще пахнущих смолой дома, генератор, дающий свет поселку. Связаться, например, с Братском можно было только по рации.

Когда мы вернулись в Москву, наши друзья — строители Братской ГЭС рассказали, что вопрос с Усть-Илимской стройкой повис — дело дорогостоящее: «Но сложился замечательный коллектив — люди готовы горы свернуть и построить станцию с опережением сроков! А если стройку закрыть, мы этот коллектив потеряем». Вот и попросили нас написать песню об Усть-Илиме, чтобы привлечь внимание к этой проблеме. Конечно, мы откликнулись. Кстати, в нашей песне нет ни слова о стройке, она абсолютно лирическая, зато название поселения повторяется много раз. Ее замечательно спела Майя Кристалинская.

А незадолго до этого, в 1962 году, Иосиф Кобзон дебютировал на телевидении с нашей песней «Куба — любовь моя» и стал близким другом нашей семьи навсегда. Работая над этой песней, я стремилась придать ей мужественный характер и в то же время подчеркнуть национальный колорит. Поэтому маршевая мелодия звучит как бы на фоне гитарных переборов в характерном кубинском танцевальном ритме. Написали мы ее во время поездки в Сибирь и решили показать тут же, не дожидаясь одобрения худсовета. Во Дворце спорта в Братске я объявила, что сейчас зрители услышат новую песню, которую мы хотим проверить на такой авторитетной для нас аудитории. Кобзон произносил слова, как клятву, горячо и торжественно, словно говорит от имени тысяч людей нашей страны и далекого Острова свободы. Потом были аплодисменты, Иосифа вызывали несколько раз на поклон. А в финале концерта попросили исполнить на бис именно «Кубу…». Значит, решили мы, песня принята — художественный совет братчан одобрил.

На стройке Братской ГЭС мне выдали официально заверенный документ: «Фамилия: Пахмутова Алексан­дра Николаевна. Призвание: композитор. Задание: написать песню о Братске, достойную наших ребят. Срок исполнения — до 31 декабря 1962 года». Задание мы выполнили с лихвой — сочинили целый цикл песен «Таежные звезды». Хотя они писались в расчете на оркестр, быстро «ушли в народ», и молодежь стала петь их под гитару. И еще мы издали совместную с Гребенниковым книгу с говорящим названием «В Сибирь, за песнями!».

Две моих песни о Ленине запретили

Песню «Орлята учатся летать», посвященную юношам и девушкам, которые, вступая во взрослую жизнь, не боятся трудностей, я написала во всероссийском лагере «Орленок», куда впервые приехала в 1965 году. Поразила царящая там неформальная атмосфера, резко противоречащая духу советской педагогики. Например, одной из тем, которые вожатые обсуждали с ребятами, была такая: «Должен ли комсомолец слушать зарубежные радиостанции?» Потом на нас написали донос, будто мы участвовали в антисоветских разговорах. «Орлята учатся летать» впервые прозвучала на закрытии XV съезда ВЛКСМ и заложила традицию завершать комсомольский съезд премьерой моей новой песни.

Песня «И вновь продолжается бой» была сочинена для церемонии закрытия XVII съезда ВЛКСМ в апреле 1974 года. Запись проходила в авральном режиме, Иосиф Кобзон и ВИА «Песняры» потратили на нее целую ночь. На съезде композиция прозвучала, после чего ее... категорически запретили! Она показалась цензорам слишком сумасшедшей. Роковые барабаны, ритм, энергетика… В итоге «И вновь продолжается бой» все-таки вышла, но спустя года полтора после ее написания.

Негатив вызвала и «Песня о Ленине». Там были строчки: «Ильич прощается с Москвой». Нам сказали, что Ленин не может прощаться с Москвой. Он навечно в ней. Не пропустили и песню про ветеранов Первого Белорусского фронта. В ней были строчки: «Любимцем нашим общим был маршал Рокоссовский. И лично маршал Жуков повел нас на Берлин». В то время был один герой — Брежнев. Какие там еще маршалы?! Я звонила в политуправление, кричала, ругалась, но все это было бесполезно. Впрочем, я никогда не делала трагедии из того, что ту или иную песню запретили. Всегда относилась к этому философски: не сегодня — значит, завтра выйдет.

Был такой период в начале перестройки, когда авторов «били» только за то, что мы писали советские песни. Нас — за песню «Малая Земля», якобы заказанную мне партией. Но я в партии никогда не состояла! А если бы в свое время поддалась уговорам и вступила в нее, потом бы не стала топтать свой партбилет, как многие. Мне было бы просто стыдно… Так вот, считалось, что песня «Малая Земля» написана про Брежнева, а на самом деле она о смертниках, воевавших за Новороссийск, о героях, о Великой Победе. На создание песни нас вдохновила капсула, подаренная фронтовиками с Малой Земли. Мы написали ее в 1974 году. Леонид Брежнев впервые услышал песню «Малая Земля» в исполнении ансамбля песни и пляски Тихоокеанского флота. Генеральный секретарь тогда прослезился, ведь в ней речь шла о тех местах, где воевал и он сам. А в 1978 году в свет вышла книга мемуаров Леонида Брежнева «Малая Земля». Совпадение названий, а также широкая пропагандистская кампания, связанная с этой книгой, сыграли с песней злую шутку: многие посчитали ее конъюнктурной, написанной, чтобы угодить Генеральному секретарю.

Зрители не сразу приняли любимую песню Гагарина

Мне хотелось написать песню о Гагарине. На нашей планете нет человека, который не знал бы о его мужестве и доброте, о его удивительной улыбке. Помимо всего прочего, он был еще и очень мудрым, тонким человеком. С Юрием Алексеевичем мы подружились, нам даже однажды посчастливилось отдыхать совместно с его семьей. Комсомол подарил такую возможность. В «Артеке» был маленький морской лагерь с домиком ЦК комсомола на 12 или 15 комнат — очень скромный, но замечательный, туда нам и выдали путевки. Однажды после обеда смотрим со второго этажа — внизу Юрий Алексеевич сидит, греется у моря. И я говорю Николаю Николаевичу: «Вот он сидит и не знает, что мы уже написали песню «Обнимая небо». Гагарин очень «болел» за летные песни. Однажды встретил где-то Эдуарда Хиля и спрашивает: «Ты что ж не поешь? Аля такую замечательную песню написала о летчиках!» И Хиль срочно запросил партитуру песни «Обнимая небо», а потом успешно ее исполнял.

В общем, дружили мы с первым космонавтом просто так, по-человечески. И в обыденных ситуациях не очень-то сознавали, что перед нами легендарная личность. Лишь когда он погиб, всем стало ясно, кого мы потеряли. Хотелось написать об этом, но песня «не шла». А года через три мы поняли, что в одной песне о Юрии Гагарине ничего не скажешь: нельзя было писать о нем однопланово. В результате появился цикл. И хотя своим творчеством я никогда не обольщалась, очень довольна, что все песни понравились космонавтам. «Как нас Юра в полет провожал», «Созвездие Гагарина», «Горят в ночи сигнальные огни». А в песне «Смоленская дорога» есть такие строки: «Судьба твоя — Россия, / Над речкою ветла... / Смоленская дорога, / Что к звездам привела». И конечно: «Знаете, каким он парнем был»…

Юрий Алексеевич особенно любил нашу песню «Нежность», посвященную летчикам. Сохранились кадры, снятые на любительскую кинокамеру: он поет ее под мой аккомпанемент. А однажды по телефону он мне сказал: «Алечка, Володя Комаров перед своим полетом просил передать вам с Колей благодарность за «Нежность»!» Из этого полета Комаров не вернулся…

«Нежность» была написана в конце 1965 года. Но песню, которая так по­нравилась космонавтам, далеко не сразу оценили зрители. Когда Майя Кристалинская впервые исполнила ее, то ушла со сцены под стук собственных каблуков. В антракте к моему супругу подбежал замечательный композитор Аркадий Островский и сказал: «Ну что ты пишешь, кому нужен этот твой Экзюпери? У меня вот «Аист» — ты видишь, что делалось в зале? Каждая женщина хочет, чтобы у нее был ребенок, она ждет этого, а ты — о каком-то Экзюпери…» Но несмотря на тот провал, Кристалинская продолжала исполнять нашу песню, и примерно на восьмой раз зритель наконец-то песню принял, а потом уже и влюбился в нее. Так что мы считаем Майю соавтором «Нежности». Понравилась песня и режиссеру Татьяне Лиозновой, и она решила взять ее в свой фильм «Три тополя на Плющихе», а мне заказать музыку к фильму. Но когда позвонили с Киностудии Горького, я сначала отказалась от этого предложения — мне было неинтересно писать музыку для героини, которая приехала из далекой деревни торговать мясом на рынке. Тогда Татьяна Михайловна упросила меня посмотреть фильм. Я из вежливости пришла на показ, а уходя, сказала: «Если я и напишу музыку, то только из-за крупного плана Олега Ефремова». Увидев его глаза на экране, я поняла, что эту картину я никому не отдам!

Существует также вариант песни с «мужским» текстом, его исполняли Юрий Гуляев, Иосиф Кобзон, а много позже — Дмитрий Хворостовский. Успешно соединил два варианта в один в середине семидесятых годов вокально-инструментальный ансамбль «Надежда» под руководством Михаила Плоткина.

Анна Герман оказалась дальновиднее Кобзона

Песня же «Надежда» стала известной в 1974 году. Первым ее записал актер МХАТа Юрий Пузырев, с которым мы сотрудничали начиная с кинофильма «По ту сторону», где он спел «Песню о тревожной молодости». Но так случилось, что в исполнении Пузырева «Надежду» никто не заметил. Тогда мы решили предложить ее Иосифу Кобзону. Послали ему ноты, но он был на гастролях и песню отложил. А на студии «Мелодия» работала очень хороший редактор, замечательная женщина — Анна Качалина. Она была очень дружна с Анной Герман, и однаж­ды говорит нам: «Аня просила прислать новые советские песни». Мы подобрали несколько лирических песен и послали, в том числе «Надежду», не думая, что Герман обратит на нее внимание. Но Анна выбрала именно ее, приехала и записала «Надежду» с ансамблем «Мелодия» под управлением Бориса Фрумкина. И в ее исполнении песня неожиданно «выстрелила», стала настоящим хитом. Николай Николаевич вспоминал: «Фраза «Надежда — мой компас земной» — мой девиз, и я горжусь, что не только мой. Как-то в церкви встретил русского священника, отца Николая. Он признался, что в его жизни был очень трудный период и спасла его от гибели песня «Надежда», строчки из которой «Надо только выучиться ждать» он все время повторял…»

Отстояла, чтобы эту песню пел Градский

Песня «Как молоды мы были» была написана нами с Николаем Николаевичем для кинофильма «Моя любовь на третьем курсе» 1976 года. Она звучит в фильме дважды: на стартовых тит­рах ее поет Елена Камбурова, в самом конце — Александр Градский. В то время Градский записывал на «Мосфильме» песни для фильма «Романс о влюбленных» вместе со звукорежиссером Виктором Бабушкиным. А Бабушкин сотрудничал со мной, поэтому предложил Александру попробовать записать и две моих композиции — ударный «Яростный стройотряд» и лирическую «Как молоды мы были». Мной она воспринималась как тихая камерная песня, которую мог бы исполнить любой актер. Однако уже на первой встрече Градский ошарашил меня, когда попросил показать ему партитуру. Я удивилась, но партитуру дала. Он посмотрел, сказал, что в третьем куплете не хватает кульминации, и предложил мне свой вариант. Я выразила сомнение: «По-моему, для вас будет высоковато». Но он просил: «Давайте все-таки попробуем». Так мелодия третьего куплета была поднята на целую октаву, и лирическая песня обрела драматическую мощь. Александр исполнил ее, когда ему было всего 26 лет. Это было довольно необычно, поскольку совсем еще молодой человек пел с точки зрения мужчины, прожившего жизнь…

Песня эта прошла через всю жизнь Александра Градского. Мне всегда было интересно наблюдать, как менялось его исполнение, все время появлялись новые акценты, с годами усиливался драматизм. А когда песня только была записана, меня не раз убеждали заменить «этого волосатика» на кого-нибудь более пристойного — например, Кобзона. Однако я не соглашалась и настояла, чтобы именно Градский спел «Как молоды мы были» на фестивале «Песня года — 77». После этого карьера Александра резко пошла вверх.

Люди плачут уже 44 года, прощаясь с Мишкой

Мне очень нравилось писать песни на темы спорта. Мне близки виды, связанные с музыкой, — фигурное катание и гимнастика; правда, больше всего люблю хоккей. Глядя на спортсмена, я слышу ритм его внутренней музыки и красоты, который увлекает тебя, заставляя каждым нервом сопереживать. И хочется сделать стоп-кадр. У меня есть возможность искусством показать, как прекрасен человек в его «звездный час», как совершенно его тело, его лицо, полное страсти, выразить его душу...

Нашим с Николаем Добронраво­вым олимпийским дебютом стала песня «Звезды Мехико», написанная в 1968 году к Олимпиаде в Мехико. С тех пор мы постоянно входили в состав олимпийской сборной СССР и к каждым Играм сочиняли новую песню: Мюнхен, Инсбрук, Монреаль и конечно же Москва. Песню «Герои спорта» мы написали летом 1972 года в преддверии мюнхенской Олимпиады и предложили ее спеть Муслиму Магомаеву. Но тот начал отнекиваться — мол, она мне не подходит, отдайте ее лучше Эдуарду Хилю или Льву Барашкову. Я сказала, что никого из них в Москве нет, поэтому — выручай! А в виде компенсации пообещала написать для Магомаева красивую песню о любви с шестью бемолями... Муслим сделал из нашей песни «Герои спорта» такую корриду! А обещание, данное ему, я сдержала, хоть и с поправками: песня о любви оказалась в ре-миноре, пришлось взять на полтона ниже, и остался один бемоль. Это была «Мелодия», которая сыграла в его жизни особую роль. Но об этом позже...

За несколько месяцев до начала знаменитой Олимпиады-80 в Москве нам с Николаем Николаевичем заказали песню с основной темой: «До свидания, Москва, здравствуй, Лос-Анджелес!» Там должны были проходить следующие соревнования. Но США в связи с войной в Афганистане решили бойкотировать московскую Олимпиаду, и нам предложили написать просто лирическую песню-прощание. Исполнили ее Лев Лещенко и Татьяна Анциферова на фоне взмывающего над Москвой Мишки. Нам часто говорили, что многие люди плакали. Это был ожидаемый массовый эффект — на Олимпиаде сам воздух был наполнен добром, любовью… Люди понимали: завтра все разъедутся и сказка закончится...

У нас была редкая возможность близко наблюдать жизнь спортсменов, видеть их не только на пьедестале почета, но и разбитыми, несчастными. Тогда их состоянию марш не соответствовал, они едва доползали до постели. Помню, Лида Стрельникова, игрок женской сборной СССР по волейболу, жалобно просила: «Девочки, поставьте мою любимую кассету…» Так родилась песня «Команда молодости нашей», написанная для фильма «Баллада о спорте» в 1979 году. Кстати, в фильм она не вошла — не хватило места, но песню записали, ее исполнила Людмила Гурченко. И неожиданно «Команда молодости…» стала невероятно популярной — кто ее знает почему?!

Песню «Птица счастья» мы сочинили для фильма «О спорт, ты — мир!» (который освещал московскую Олимпиаду). Появилась она по курьезной причине. Готовая кинолента была показана председателю Госкино СССР Филиппу Ермашу. И ему не понравилось, что на дискотеке в Олимпийской деревне спортсмены танцуют под песню Moskau немецкой группы «Чингисхан». Ермаш предложил мне срочно написать новую танцевальную песню, причем такую, чтобы она точно попала в ритм чингисхановского суперхита и ее можно было бы подложить вместо него на звуковую дорожку. Песню-«заплатку» мы написали за один вечер. В фильме ее исполнял ВИА «Здравствуй, песня», однако практически сразу она прочно закрепилась в репертуаре Николая Гнатюка, став его вторым хитом после «Танца на барабане».

Магомаев был готов каждый день признаваться в любви

Как я уже говорила, песню «Мелодия» мы написали в 1972 году специально для Муслима Магомаева. Чтобы добиться нужного результата, Николаю Николаевичу пришлось потратить целый год (он говорил, что за это время успел бы создать два поэтических сборника). Вариантов текста было множество, и, по его мнению, в песню попал далеко не лучший — зато самый ритмически точный. Когда я показала Магомаеву песню, ему так понравилось, что он не стал ждать партитуру. Вообще-то я никогда не отдаю песню без партитуры, но тут он выпросил клавир. У него через три дня был концерт, и он за это время успел заказать аранжировку и спел «Мелодию» с большим успехом. Потом я уже сделала свою аранжировку, и Муслим записал песню по моей партитуре.

С Магомаевым у нас сложились доб­рые отношения, мы дружили семьями. Он был милым, сердечным человеком и талантливым, независимым музыкантом, единственным в своем роде: он бы не выдержал ни одного наставника. Пел сердцем и душой. Многие баритоны очень хорошо исполняют эту «Мелодию». Муслим же остается лучшим, и эта композиция всегда будет ассоциироваться с его именем. Этой песней он признался в любви Тамаре Синявской…

«Мелодия» стала символичной и для нашей супружеской пары. «Совершенно неосознанно я сочинил песню, посвященную Александре Николаевне, — говорил Николай Николаевич. — В ней есть такие слова: «Ты моя мелодия, я твой преданный Орфей». Нас с Алей очень многое объединяет, наши взгляды на жизнь, на добро и зло совпадают. Она человек крайне добросовестный, отзывчивый и поразительно скромный. Аля умеет радоваться простым вещам: теплому ветру, восходу солнца, первому снегу. Мне очень с ней интересно, и я готов каждый день признаваться ей в любви».

Брак держится на взаимопонимании и уважении. И, само собой, на огромной любви. Нужно уметь прощать друг друга — абсолютно за все и лучше сразу. А еще уметь терпеть друг друга, удивлять и удивляться. Как написал мой муж, «главное, ребята, сердцем не стареть». В нашей совместной жизни мы всегда придерживались знаменитой фразы Экзюпери: «Любить — это не значит смотреть друг на друга, это значит смотреть в одном направлении».