«Рэмбо: Первая кровь»: американской легенде советских видеосалонов 40 лет!

В 2022 году культовый фильм «Рэмбо: Первая кровь» Теда Котчеффа отмечает 40-летие. И спустя несколько десятков лет можно с уверенностью сказать – это хрестоматийный образец боевика, в котором экшн подается именно так, как надо, то есть без лишних сантиментов, драматургических провисаний и, что особенно ценно, долгой раскачки. При этом основной экранный конфликт кратко предваряется несколькими сценарными фокусами. 

Так, обманчиво безмятежное начало истории с идиллическим североамериканским пейзажем и нежной закадровой музыкой Джерри Голдсмита демонстрирует вовсе не возвращение Рэмбо в родной дом к любящей матери или жене, как можно предположить сперва, а его напрасный визит к боевому товарищу: герой приходит туда, где его не ждут, узнает безрадостные вести и ретируется несолоно хлебавши. Шериф Тизл, на поверку оказывающийся местечковым деспотом, обладающим абсолютной властью в пределах своей вотчины, поначалу выглядит обманчиво приветливым блюстителем порядка, этаким добродушным Петровичем из американского захолустья, с которым можно опрокинуть стопку-другую. А когда Рэмбо безо всяких задних мыслей вступает на территорию владений Тизла, его встречает столь же обманчиво гостеприимный дорожный баннер со словами «Вход на праздничную землю. Добро пожаловать в Город надежды!». Словом, ничто не предвещает беды.

Интересно, что ключевой сюжетный перевертыш «Рэмбо» немного напоминает снятый несколько позже линчевский «Твин Пикс» (1990-1991), где, на первый взгляд, порядочные и благообразные провинциалы на самом деле хранят изрядное количество скелетов в шкафу, а «совы не то, чем кажутся». Вот и в картине Котчеффа иллюзия покоя и безопасности быстро развеивается, маски оказываются сброшены, а психологический прессинг стремительно перерастает в физическое насилие. 

И вот уже герой облачается в бесхозную мешковину, вооружается ножом, убивает дикого кабана и ночует у костра в пещере, наглядно доказывая врагам и зрителям, что даже один в поле воин, если есть разум, воля, сила и, конечно, необходимые навыки. Заманив копов в лес, персонаж Сталлоне лишает их преимущества города и хозяйничает в родной стихии, чувствуя себя как рыба в воде и заранее воспроизводя настроение, а также некоторые сценарные ходы «Хищника» (1987) – аж за пять лет до появления культового фильма со Шварценеггером. Тем временем шериф Уизл и его подопечные, устраивая незапланированное полицейское сафари на непокорного чужака, не вполне осознают, что сами превращаются в объект методичной охоты профессионального партизана-убийцы.

Почему же «Рэмбо», по праву превратившийся с годами в имя нарицательное, снискал такую популярность в наших широтах в перестроечные времена видеосалонов и в ельцинскую эпоху? Из-за брутального харизматичного героя и эффектных экшн-трюков? Да, как и бесчисленные боевики с Чаком Норрисом, Сигалом или ван Даммом, но не только поэтому. Горькая правда, которую в глубине души понимали многие, но мало кто формулировал вслух, состояла в том, что завязку сюжета «Рэмбо» можно было легко спроецировать на позднесоветские и постсоветские реалии. Здесь милиционер-беспредельщик, орудующий в провинциальном городке, вполне мог точно так же устроить форменный произвол в отношении залетного гостя, оказавшегося не в то время и не в том месте. Другой вопрос, что дальнейшее действие фильма, где одинокий воин бросал вызов и успешно противостоял орде кровожадных копов, в нашей стране представить было затруднительно. Но именно здесь вступала в дело магия голливудского кино, дарившая зрителю сладкую иллюзорную надежду на то, что хотя бы там, на экране, безнаказанному злу, курсирующему в реальности прямо за окном, дадут жесткий отпор и оно наконец справедливо получит по заслугам.

Еще один тематический пласт «Рэмбо», прямо перекликавшийся с позднесоветской и российской реальностью 1980-1990-х гг., – человек, вернувшийся с войны. Ветераны Афгана и Первой Чеченской в те годы прочувствовали на себе то, что Сталлоне убедительно сыграл в кадре, следуя традициям Трэвиса Бикла из «Таксиста» (1976) Скорсезе и предвосхищая Данилу Багрова из балабановского «Брата» (1997). Выжившие герои бесславных вооруженных конфликтов, о которых правительство задним числом стыдливо предпочитало не вспоминать без нужды, вернулись на гражданку с кровавым боевым опытом, посттравматическим стрессовым расстройством и озлобленностью на весь мир, а в ответ получили полный ветеранский букет конца XX века – предательский отказ властей в сколько-нибудь значимой социальной поддержке, неблагодарное равнодушие нищего общества, занятого по преимуществу собственным выживанием, а также позорное забвение и отсутствие всяких устойчивых перспектив и гарантий в мирной жизни. Брошенные всеми в критический момент, герои Афганской и Чеченской войн оказались предоставлены сами себе и взяли судьбу в свои руки так, как смогли. Что из этого вышло и к чему привело, мы прекрасно знаем и помним. В этом смысле фильм Теда Котчеффа, на первый взгляд, будучи проходным боевиком категории «Б», в красках иллюстрирует, что происходит, когда государство сначала в промышленных масштабах создает из молодых людей машины для убийств, а затем без зазрений совести бросает их за ненадобностью на произвол судьбы. Джон Рэмбо, к слову, далеко не худший и не самый опасный представитель этого травмированного вида: он, по крайней мере, защищается от злодеев, чтобы выжить, а не атакует невинных с целью поживиться.