Римма Сергеевна Агапонова сидела в инвалидном кресле, но голос ее звучал звонко и энергично. «Я никогда не унываю, — заявила она сразу. — Хотя испытаний было — не приведи Господь. Папу арестовали в 1938 году. Он меня обнял в последний раз, и такая боль меня охватила, такой ужас, такое чувство несправедливости, но главное — ощущение бессилия». Я увидел, как глаза ее наполняются слезами. Она помолчала, овладела собой, потом вернулась мыслями на десятки лет назад и продолжила: «Я родилась в Красноярске 7 июня 1924 года. Папа, Сергей Александрович Ловцов, родился на Волге, в Самаре, в 1890 году. Он увлекался охотой и рыбалкой. У него были четыре собаки, каждая обучалась для определенного вида охоты: одна на водоплавающих птиц, другие — на летающих, на сухопутных, на белку. А когда на кабана ходил, он всего кабана целиком отдавал государству. На охоту меня не брал, а на рыбалку брал. Мама, Ольга Варлаамовна Маштакова, родилась в 1896 году. Мама знала, кроме русского, четыре языка — французский, английский, немецкий и китайский». — «Кем же была ваша мама?» — «Она преподаватель русского, литературы и иностранных языков. Папа с мамой из дворянского сословия, сейчас уже можно сказать об этом. В Красноярске мы жили в отельном доме». — «Дом был большой?» — «В Сибири нет ничего маленького, там все огромное. А потом папу отправили в Среднюю Азию, в Ташкент, для обеспечения снабжения Восточной Сибири фруктами, и мы переехали с ним... День ареста папы я запомнила навсегда. Было одиннадцать часов дня, у нас начался второй завтрак. И вдруг раздался стук в дверь — требовательный, настойчивый. Зашли несколько человек, начался обыск... Я до сих пор не могу смотреть фильм «По тонкому льду», где есть сцена обыска — мне сразу становится больно... Дома стояло пианино орехового цвета, инкрустированное, его украшали позолоченные подсвечники. Я сама научилась играть на нем, импровизировала, сдала экзамен в музыкальную школу... Так вот это пианино вывезли после обыска, и многие другие вещи». — «А что было с вами?» — «Нам со старшей сестрой Олей сказали: «Вы больше не будете ходить в школу № 5 имени товарища Сталина, теперь будете ходить в другую». Папу увезли. Я написала письмо Михаилу Ивановичу Калинину, «всесоюзному старосте». Он мне ответил: «Не волнуйся, мы все проверим, и твой папочка будет дома». А его к тому моменту уже расстреляли... Началась война, и в Ташкент вывозили эвакуированных, перевели два института: медицинский и институт связи из Одессы. В 1942 году я окончила школу на «отлично», отличникам предложили не сдавать 18 предметов в школе, а сразу те предметы, которые требуются в институте. Я поступила в Одесский институт инженеров связи. В 1943 году, когда освободили Одессу, институт уезжал обратно, и мне тоже предложили поехать. Сейчас думаю: правильно, что отказалась. Видите, что теперь там происходит!» — «Вы окончили институт?» — «Да что вы, кто бы мне дал. Я же была из семьи врага народа. Мне пришлось уйти, и я поступила на трехмесячные швейные курсы. Окончила, стала работать контролером на ткацкой фабрике». — «Как познакомились с первым мужем?» — «Моя сестра не могла учиться в медицинском, куда она мечтала поступить, мы же репрессированы были. И ей посоветовали пойти на фельдшера. Она выучилась, ее взял к себе в военный госпиталь один известный врач-профессор. Она ухаживала за ранеными, а я приходила туда, пела и плясала, чтобы поднять боевой дух военных. Там я и увидела подводника-красавца. У него не было одного глаза, но я этого долго не знала. В тот же вечер я призналась сестре. «Знаешь, в госпитале есть парень один, у него такие губы! Только целовать и целовать...» Оказалось, я ему тоже понравилась. Мы стали встречаться, а в 1945 году поженились. У нас родилось двое детей, но они погибли». — «Как это случилось?» — «Вы слышали о врачах-убийцах? Такие были. Моим детям сделали укол, и они умерли: старшему три года было, младшему — год. Муж не смог перенесли этой трагедии, уехал в Небит-Даг, там он попал в шторм и погиб. Я чуть с ума не сошла от смерти детей, все ходила на кладбище. Наконец, одна женщина сказала: «Что ж теперь делать... Детей не вернешь, ты молодая, выходи замуж да роди еще». И я потихоньку начала возвращаться к привычной жизни». — «Замуж снова вышли?» — «Вышла». — «Расскажите». — «Я пришла в исполком, чтобы получить бумаги об отце. Там познакомилась с юристом, он и помог мне с документами. Когда он принес нужные бумаги, я пошла домой. Вдруг замечаю, что он тоже вышел и следом идет. Я направо — и он за мной, я налево — и он туда же. Стали идти вместе, разговорили сь. А когда показался мой дом, вдруг дождик начался. Он спрашивает: «Может, чайком угостите?» Я ответила, что, кроме чая, у меня ничего нет. Он говорит: «Ну и ладно». Пришли, стали пить чай, разговаривать, слушать радио. Наконец, он говорит: «Уже поздно. Можно я у вас останусь?» Я и разрешила». — «То есть вот прямо так сразу?» — «Но у нас ничего не было до тех пор, пока мы не зарегистрировали отношения». — «Дети родились от этого брака?» — «Сын, Константин Константинович, он стал врачом, хирургом высочайшей квалификации. У него шесть мальчиков и одна девочка — мои внуки». — «У вас травмы случались?» — «У меня нет шейки бедра, одна нога короче другой, и я на том свете побывала. Раз упала на пол, ударилась затылком и говорю себе: «Все, Римушка, попрощайся со своей черепушкой». И — вроде как на тот свет попала, а там — вода, нет столько воды на этом свете. Ну, кое-как поползла и назад вернулась». — «Как думаете, что нужно, чтобы прожить долго?» — «Главное — жить честно, никому не вредить и творить добро». — «Что пожелаете молодежи?» — «Чтоб не врали, не воровали — ни в коем случае! Чтобы честно работали и никогда не вешали носа».
На левой руке смещенный крестик под средним пальцем (рис. 2, красный) выражает насильственную смерть отца. Поперечный островок между линией жизни и линией судьбы (рис. 2, островок — розовый, линия жизни — зеленый, линия судьбы — синий) выражает боль от утраты отца. Поперечная линия, пересекающая линию судьбы рядом с островком (рис. 2, желтый), выражает первоначальные серьезные затруднения в карьере из-за статуса дочери «врага народа». Ответвление от линии жизни достигает второй оси — воображаемая линия, опущенная из-под безымянного пальца (рис. 2, черный штрих из-под безымянного пальца), предсказывает жизненный ресурс, стремящийся к 100 годам.
