В ней есть особый шарм, какой бывает только у настоящей звезды. Мишель — истинная находка для режиссера. А непростая судьба и жизнь, омраченная смертью ее возлюбленного Хита Леджера, придает удивительной натуре актрисы особую глубину.
— Мишель, правда, что только вас — на зависть всем актрисам — создатели фильма «7 дней и ночей с Мэрилин» увидели в роли Мэрилин Монро?
— По крайней мере, так сказал мне режиссер Саймон Кертис и продюсер Харви Вайнштейн.
Но я не знаю, почему они решили, что только я могу ее сыграть. Прочитав сценарий, я впервые увидела по-настоящему «взрослую» роль, таких мне еще не предлагали. А потом шесть месяцев сама себя отговаривала, убеждала отказаться от столь лестного предложения. Но все-таки приняла как факт, что наконец-то получила в свое распоряжение роль, к которой давно готова… Я всегда воспринимала Мэрилин не как икону, а видела в ней заблудившегося ребенка в образе женщины, женщину-дитя.
— И это вас роднит c ней?
— Да, отчасти. Она была очень одинока. Застенчива и стеснительна. И очень хотела, чтобы ее воспринимали всерьез. Не как сексапильную блондинку. Мне это знакомо. В юности мне постоянно предлагали только такие роли.
Я начинала, как и Мэрилин, с самого дна, если так можно выразиться. И моей заветной мечтой было стать настоящей актрисой. В 18 лет я оказалась перед выбором — согласиться сыграть в фильме об очередной блондинке-чирлидерше, перестрелках и бандитах или выйти на сцену в нью-йоркском театре в спектакле достаточно провокационном, но полном эмоций, реальных, суровых, человеческих. Где нужно было не только играть всерьез, но и каждый вечер раздеваться на сцене. Именно тогда я вступила на путь «грешной» артистической жизни. Сделала это с легкостью. И поняла, что вряд ли смогу с него сойти. Хотя моя мама часто повторяла: «Никогда не делай того, что не могла бы показать своей бабушке». (Смеется.) Но именно этим я с тех пор и занимаюсь. Однажды мои родители пришли в театр, не предупредив меня. После спектакля я их увидела в своей гримерке.
Это был шок для нас всех. Словно инопланетяне неожиданно вторглись в их упорядоченную жизнь. Какое-то время они со мной не разговаривали. И до сих пор эта тема находится под негласным запретом.
— Что изменилось в вашем представлении о Монро после съемок?
— Пожалуй, ничего. Но я скучаю по ней. Хотя, перевоплотившись в Монро, побывала в месте, полном предельного отчаяния, страха, неуверенности. Мэрилин было плохо, ее третий брак с Артуром Миллером (поездка в Англию, о которой идет речь в фильме, планировалась как своего рода свадебное путешествие) не сделал ее счастливее, скорее наоборот.
— Был ли у нее шанс прожить иную жизнь или это судьба, как вы думаете?
— Она была отвергнутым ребенком, у нее не было отца, ее родная мать была душевнобольной.
Мэрилин очень долго боролась с судьбой. Но трудно бороться с судьбой, будучи одиноким человеком. Несмотря на все замужества, всех мужчин и страстные влюбленности. Если бы Мэрилин смогла родить ребенка, стать матерью — это был бы шанс направить жизнь совсем по иному руслу, найти выход своему стремлению любить и быть любимой. Мою жизнь и судьбу, я думаю, изменило именно рождение моей дочки Матильды.
— Я знаю, что вы очень много читаете, в том числе книги русских писателей…
— Я люблю русскую литературу — всю. Сейчас перечитываю Анну Ахматову. Очень жаль, что ей пришлось пройти через такие тяжелые испытания.
У Набокова мой любимый роман — «Ада». Я бы очень хотела сыграть героинь Чехова в театре. Я играла в «Вишневом саде», еще до рождения дочери. И сейчас готова снова выйти на сцену. После смерти Хита у меня все валилось из рук. Думала, что уйду из профессии. Как во сне отработала в фильме Мартина Скорсезе «Остров проклятых», благо роль была небольшая. И когда мне позвонил мой друг режиссер Дерек Сиенфрэнс и сказал, что наконец-то нашел деньги на съемки картины «Валентинка» (а мы давно заполучили этот сценарий и мечтали снять по нему фильм, когда мне был еще 21 год), я ему отказала. Было очень стыдно, но я не могла даже представить, что поеду в Лос-Анджелес, оставлю одну нашу с Леджером дочку Матильду. Через несколько недель он позвонил и пообещал мне, что съемки будут проходить максимум в часе езды от моего дома в Бруклине.
Я согласилась. И теперь я очень благодарна Дереку и моему партнеру Райану Гослингу за этот фильм. Но где-то год после трагедии я и впрямь думала, что сойду с ума. Это была ловушка, я чувствовала себя загнанной в угол, повязанной по рукам и ногам. Смириться с уходом из жизни Хита, такого молодого, полного сил... И одновременно сражаться и противостоять окружившему его смерть безумию в виде папарацци, несущих денно и нощно караул у нашего с ним дома. Они не уходили ни на минуту, я не могла никуда выйти, самое главное — я не могла защитить от них своего ребенка! Казалось, рушатся стены, падает крыша, и ничего нельзя поделать. Это было слишком, чересчур...
— Вы так тяжело пережили трагическую смерть Хита, хотя к тому времени, в 2008 году, вы уже с ним расстались…
— Ничего не будет по-прежнему.
(Плачет.) Я до сих пор смотрю на мир сквозь черные линзы, появившиеся после его смерти. У нас была любовь с первого взгляда. Мы познакомились на съемках «Горбатой горы», в первый же день. И больше не могли расстаться. Вскоре я забеременела. Все происходило невероятно быстро. Словно мы оба знали, как мало у нас времени… Словно предчувствовали… Год или чуть больше тому назад я решила, что должна устроить свою жизнь. Найти человека, с которым смогу вместе воспитывать дочку, родить Матильде братика или сестричку. Решила, что так будет для нее лучше. Но не сумела. Ничего не вышло из этой затеи. Мы по-прежнему живем вдвоем, вернее, нет — в нашем доме всегда гостят родные, друзья, знакомые. Мои сестры, их дети, мужья.
Все знают — мой дом открыт в любое время дня и ночи. Мне не очень уютно, когда в доме пусто. По-прежнему неуютно. Но теперь, когда Матильде уже шесть лет, трудно представить, что может что-то измениться. Наверное, в нашей с дочкой судьбе просто отсутствует по какой-то причине удача — в этом смысле. Особенно не хватает рядом мужчины, когда хочется разжечь камин в нашем доме. Некого попросить принести еще немного поленьев. Но я, как и Мэрилин Монро, не хочу, чтобы обо мне судили лишь по тому, с кем у меня роман. Или кто мой муж. Не хочу определять свою жизнь только лишь присутствием в ней мужчины. Гораздо подчас важнее, не кто в моей постели, а что я вижу на своей прикроватной тумбочке. Какие книги, например.
— Скажите, вы представляли себе хоть однажды, что могли бы вернуться к Хиту Леджеру, если бы он не умер…
— Да, представьте себе, эта мысль, эта иллюзия, эта фантазия — одна из самых моих любимых.
Я успокоилась, но по-прежнему часто, очень часто отправляюсь в это воображаемое путешествие…
— Мне кажется, с Мэрилин Монро вас роднит еще печаль, неспособность чувствовать себя счастливой, какая-то мрачная тень как будто нависает над вами…
— Может, оттого, что лет в 12 мой отец дал мне почитать романы Достоевского? Да нет, вы правы. Мне всегда было ближе темное, мрачное состояние души. Разве не все в юности таковы? Но сейчас я очень хочу быть счастливой. Потому что у меня есть дочка. Ради своей дочки.
