Его задача доехать до нужной станции, и это все, что вообще волнует. Ни чужие взгляды, ни посторонние разговоры, запахи. Он просто едет до своей остановки.
При этом он не застыл как овощ, а живет! Думает о своем, смотрит что-то в телефоне, зачесался локоть — почесал....
Интервью было не очень длинным, а мне хотелось расспросить еще о многом. На прощание Угаров спросил: «Саша, вы совсем не похожи на журналистку. Чем занимаетесь?» Я призналась, что актриса, и тогда он предложил прийти в театр и позвал участвовать в спектакле.
Все сложилось волшебным образом, я снова оказалась в театре. Мы начали работать.
В Театре.doc мне нравилось все — маленький зрительный зал человек на пятьдесят, и современные пьесы с сюжетами, взятыми из жизни, и то, что каждый спектакль создавали вместе режиссер, драматург и актер. Сцены как таковой не было, актеры играли на расстоянии вытянутой руки от зрителей.
Мне пришлось забыть обо всем, чему училась в институте. Но правда за два года журналистики я и так многое подзабыла.
Теперь только «позиция ноль», ты рассказываешь историю своего героя конкретно зрителю, без галлюцинаций о «четвертой стене» — «я одна в комнате и сейчас вам покажу, как классно умею плакать».
В театре я проработала лет пять. Это было насыщенное время — фестивали, гастроли. Мы даже получили «Золотую маску» за спектакль «Жизнь удалась». И правда на тот момент у меня жизнь удалась.
— Конечно! Вы попали в труппу МХТ!
— И снова все совпало замечательным образом. Когда я стала актрисой Московского Художественного театра, мне пригодилось все то, чему я научилась в Театре.doc. Но этого хватило лишь на месяц репетиций.
— Вы имеете в виду «Карамазовых», которых начали репетировать? А что случилось?
— Я оказалась в театре иного уровня. Среди больших артистов. И Достоевский — это классика, а не современная проза. Там язык другой...
И зал не пятьдесят человек, а под тысячу... Тут и поняла, что все, что умела, — этого мало. Требовался иной профессиональный подход.
Через месяц репетиций вся моя непосредственность прошла, «позиция ноль» полностью себя исчерпала. Даже себе я стала скучна. Нечего предложить режиссеру... Все стало неинтересным, серым, никаким.
А партнеры — Виктор Александрович Вержбицкий, Роза Хайруллина — с каждым разом репетировали все лучше и мощнее.
Знаю, что Богомолов хотел от меня отказаться, потому что вначале был вдохновлен, а потом ужасно разочарован. Позже он мне сказал: «Ты меня раздражала! Не могу понять, почему я тебя не уволил, да еще убеждал Олега Павловича, что именно Ребенок должна сыграть». Оказывается Табаков его прямо спросил: «А что, у нас в театре, где штат сто двадцать артистов и семьдесят приглашенных, нет кандидатуры на Грушеньку?»
Но в тот момент Константин Юрьевич видел, что пасую. И он еще больше загонял меня, демонстрируя мне мою же беспомощность. Для того чтобы я показала все, на что способна, разозлилась на саму себя, на свою расхлябанность, плохую актерскую форму. И выдала бы большее! Метод был жестким, но эффективным.
