Меня ждала группа людей у подъезда. Повалтузили прилично: пробили голову дубиной, травмировали колено. Я не потерял сознание, до последнего стоял. Во мне проснулась такая агрессия, что готов был идти против роты, душить всех — правда же на моей стороне! Хотя потом сложно было смотреть на ее детей: хотелось мстить их отцу — грязно. Но сдерживался: я же не паскуда — через них. Переполняло чувство ненависти, и не пугал его криминальный авторитет. Сколько раз предлагал встретиться в телефонном разговоре: «Ты же меня совсем не знаешь. Приезжай, пообщаемся, и станет ясно, что я дам твоим детям даже больше, чем ты, идиота кусок!» Но он за все пять лет так и не приехал. При этом незримо присутствовал между нами с любимой. И она металась меж двух огней: меня любила, а от него зависела финансово и морально, боялась, как бы не забрал детей.
Кроме того, ее бывший муж втягивал нас в свои криминальные проблемы: как-то закрыл вместе с детьми на даче, приставил охранников. За ним следили, и жизнь его близких оказалась под угрозой. Я лишь разводил руками и говорил ей: «Что за боевик? Тебе это нравится? По мне так мерзость тотальная — провороваться настолько, чтобы рисковать жизнью родных детей!» Наши отношения походили на остросюжетный сериал, где каждый персонаж проходит свои арки. Я вырос в этой ситуации невероятно — самые сильные свои качества прокачал. И в какой-то момент просто сделал выбор, перерос эти отношения.
Год после расставания прожил тяжелейший: не было ни жилья, ни театра, ни спортклуба, ни денег. Три месяца обитал в сидаковской школе! Тайно приходил туда — знал пароль от двери, ложился на мат, на котором когда-то учили сценический бой. Просыпался в той же одежде. Выбегал на рассвете как вор и добирался до первой кофейни, чтобы почувствовать себя человеком. В тот бездомный период было много переживаний, событий, наблюдений, которые я фиксировал в тетрадке, сидя ночью на бульваре. Или эти унизительные прятки в трубе на детской площадке, когда вдруг начинался ливень... Раньше поднимал большие деньги, а теперь перебираю мелочь на Гоголевском бульваре — и рубля не хватает, чтобы йогурт купить! Докатился! Мысли возникали: тот ли вообще выбрал путь?
— Но все-таки вы вскоре оказались на сцене «Гоголь-центра»...
— К концу третьего месяца скитаний случился разговор с Никитой Кукушкиным*.
— У нас в театре есть спектакль, и в него ищут мальчика. Хочешь? — спросил он. — Там на сцене будет восемнадцать человек — и все голые.
Моя первая реакция:
— Нет уж, браток!
Представлял, как гордо скажу родителям: «Мам, пап, я теперь в театре играю как настоящий актер!» И вот придут они на спектакль, а актер-то голый! С другой стороны, очень уж хотелось интегрировать себя в это здание.
Честно говоря, на показе перед Кириллом Серебренниковым я ставил только на фактуру — двухметровый конь с охренительным телом. И не прогадал. Через спектакль «Машина Мюллер» лишил себя сценической девственности. Но это далеко не та история, когда вечером у тебя первый секс и ты готовишься: бокальчики нальешь, свечки зажжешь, а скорее — грязный пьяный секс в подъезде. И в моей жизни столько женщин не было, сколько вагин я тогда увидел на сцене — сразу восемь, и все разные! В первый раз куражило невероятно, я падал на самые нижние этажи чакр. Ну это же невозможно, черт возьми! Вагина на твоей шее, по вагине в каждой руке, вагина перед глазами... И при этом не до возбуждения: на сцене вагина — это не вагина, бедро — не бедро, а задница — не задница. Там части тела наделяются самым разным смыслом. Идеальное у меня было театральное посвящение!
