
— Вы шутите?! Сын Бориса Ливанова, внук Николая Ливанова — и таксовать?!
— Я очень даже серьезен. Почему ушел из театра, которым несколько лет был сильно увлечен? Надоело! Понял, что не хочу смотреть дальше на разные лица и каждое утро говорить им: «Здравствуйте!» Не желал быть подневольным. И зависеть от того же, что и Виталик Соломин: дадут роль — не дадут. Я свободный человек! Как пел Вертинский: «Я знаю, даже кораблям необходима пристань. Но не таким как мы! Не нам, бродягам и артистам!»
— Сейчас молодые артисты мечтают сниматься без остановок. Признаются, что успех пьянит. И хотя качество сериалов часто оставляет желать лучшего, не отказываются от участия в них.
— На мой взгляд, самооценка должна опираться не на успех, а на понимание того, что артист хотел сделать и что в итоге получилось.
— У вас все получилось из того, чего хотели?
— У меня нет ни одного промаха.
— Есть ли такие фильмы, от участия в которых отказались или вас не взяли, а они в итоге получились успешными?
— Есть... Я близко дружил с Сергеем Федоровичем Бондарчуком. Расскажу, как познакомились. Мы с Ирой Скобцевой снимались у Григория Рошаля в «Суде сумасшедших». Никудышная картина... О том, какой плохой Запад. К нам в Ригу приехал Сергей Федорович. Он тогда с Васей Соловьевым писал сценарий «Войны и мира». Ира нас познакомила, мы быстро стали близкими друзьями.
Бондарчук очень любил моего отца. Когда спустя несколько лет начал делать фотопробы к «Войне и миру», позвал меня на Долохова. Андрон Михалков должен был играть Пьера. Андрон был молодым, толстым, породистым. Роман, если помните, начинается, когда Безухову двадцать лет. Вдруг прошел слух, что Николай Константинович Симонов, который должен был играть Кутузова, отменен, вместо него приглашен Борис Захава, ректор Щукинского. Замечательный человек и актер прекрасный. И что Сережа сам хочет сыграть Пьера.
Как-то он мне звонит: «Поезжай на «Мосфильм», оденься, загримируйся и жди меня. Ира тоже будет». Поехал. Мундир, сапоги, грим. Ира в вечернем платье... Ждем Сережу в пустой гримерной, все ушли, а его нет и нет. Уже вечереет, свет падает из больших окон. Вдруг входит, замирает в дверях, смотрит на нас внимательно: «Боже мой, какие же вы красивые!» Я сразу понял — не играю! Возьмут другого.
— Почему?
— У Элен Курагиной, жены Пьера, роман с Долоховым. Значит, все бабы в зале будут сочувствовать героине, потому что я-то красивее Сережи! В том смысле, что внешне больше мужик. Мы с Ирой смотрелись парой. Долохова в итоге сыграл Ефремов, который Бондарчуку не конкурент.
— Как у вас, актеров, все сложно! Чистая психология!
— Конечно. Нашей дружбе это никак не помешало, мы даже не обсуждали решение Сережи. Я все понял и успокоился. Он хотел сыграть Пьера и все правильно сделал.
Еще история. Я пробовался у Райзмана в картину «А если это любовь?» на роль, которую сыграл Андрей Миронов.
— Мне мальчик нужен, а у вас взгляд взрослого мужчины, — сказал режиссер. Мне тогда было двадцать пять. Дальше он продолжил: — Вы ведь в Вахтангова служите? И как? Нравится?
— По тридцать спектаклей в месяц, и все — на выходах, — отвечаю.
— Уходите оттуда. Вы будете очень много сниматься.
Я ему поверил и ушел из театра. Спасибо вам, Юлий Яковлевич Райзман, дорогой вы мой... Сам не решился бы. Когда снимался в «Неотправленном письме», взял академический отпуск, но потом вернулся в театр. Зарплата шестьдесят четыре рубля в месяц, а в кино — сто восемьдесят! Я понял, что надо что-то менять в своей жизни.
— Интересно, а в то время в Вахтанговском театре нельзя было пробиться на главные роли и хорошо зарабатывать?