Может, нам необходима была помощь семейного психолога. А может, опять-таки, стоило побить посуду, поорать, выплеснуть эмоции. Но мы закрылись друг от друга высоким каменным забором, еще и рвы глубокие вокруг него навели.
Лет пять последних у меня было «бытовое пьянство» — это тоже повлияло, конечно. Покупал себе бутылочку и потихоньку ее распивал. Оля, естественно, все это видела. Когда нужно было что-то на даче сделать, например, она говорила: «Юр, поехали, я тебе водочки куплю». Ей казалось, что это обычное актерское состояние, что я просто так расслабляюсь, — а я знал, что все серьезнее. Это был своеобразный допинг, и я на него плотно подсел. Выпьешь и уже не думаешь: как дальше жить, зачем мы вместе?
Оля с этим не боролась, ей, видимо, стало все равно. А потом я-то нормально все свои обязанности выполняю: отвожу сына в школу, готовлю, гуляю с собакой. Но только делаю это на автомате. Внутри образовалась какая-то душевная пустота. В этой пустоте, естественно, начало появляться женское присутствие. Я искал новых ощущений. Признаюсь, несколько раз Прошке изменил, не скажу, что с особой охотой. Конечно, ей в этом не признался, но на душе стало еще хуже, еще тошнотворнее. Она-то никогда мне не изменяла.
В конце, когда Оля попыталась все-таки выяснить отношения:
— Хотела тебе сказать...
Я тут же резко ее оборвал:
— Все, больше не могу! — испугался, что сейчас нечто гадкое нас затопит с головой. Пристегнул поводок к собаке, закрыл за собой дверь и уехал. Уже навсегда...
Разбираться, кто виноват, глупо. Говорят, виноваты обычно оба. Но здесь восемьдесят процентов моей вины. Думаю, что все-таки не оправдал Олиных надежд. Наверное, подсознательно она ждала, что все у нас сложится по-другому. Постепенно Оля стала на меня смотреть глазами своей семьи. Мужик должен реализоваться, а я находил себя в другом — оттачивал перо. И жена пребывала в недоумении: мол, с кем я живу, с актером или писателем?
Мы разошлись, когда Саше исполнилось восемь. Я то снимал квартиру, то жил у друзей, то ночевал у мамы. У нас было две машины. Помню, звоню:
— Оль, слушай, отдай мне старый «фольксваген».
— Зачем? У тебя столько друзей — одолжи у них четыреста долларов и купи новую, — отчеканила она. Это был уже совершенно другой человек. А может, она такой всегда была, а я не замечал...
Оля подала бумаги на развод, я только подписал заявление, что никаких претензий не имею. Уехал к матери, а она с сыном продолжала жить в нашей квартире. Через какое-то время мы встретились. Сели вдвоем в комнате.
— Давай подумаем, как быть дальше.
— Мы с Сашей здесь останемся.
— Может, как-то разменяемся?
Оля удивленно подняла брови:
— А при чем здесь ты?
Моя судьба ее совершенно не интересовала.
Прошло время. Я женился на Наташе, она не артистка, слава богу, учится на режиссерском, у нас родилось двое детей, плюс ее ребенок от первого брака. Мы впятером ютимся в «однушке» жены. Опять подхожу к Прокофьевой в театре, она отнекивается:
— Подожди, мне обещали, через год куплю квартиру, одолжу деньги на ипотеку.
