7 месяцев, проведенные в африканской пустыне, допекли даже такого бывалого и стойкого «киносолдата», каким был Том Харди. Честно говоря, съемки постапокалиптической картины «Безумный Макс: дорога ярости» оказались просто нереальным кошмаром.
По 45-градусной жаре под раскаленным солнцем они бегали в кожаных костюмах и гриме. Тому, игравшему Макса, необходимо было по роли управляться с бесчисленными машинами, их на съемках насчитывалось не менее 50; половину машин засыпало песком: в пустыне, вопреки всем предварительным прогнозам погоды, то и дело поднимался шквалистый ветер; машины то и дело приходилось откапывать, и Том просто возненавидел это занятие.
Его партнерша Шарлиз Терон, игравшая Фуриосу, женщину сильную и суровую, на деле оказалась хрупкой и достаточно нервной, едва ли их отношения отличались каким-то особенным взаимопониманием. Иногда Харди с трудом удерживался, чтобы не наорать на партнершу, Терон вообще считала его психом, но бывалый режиссер Джордж Миллер прекрасно использовал их «терки» для накачивания дублей энергией — это Том понял позднее, когда посмотрел картину целиком.
Неприятно вспоминать свое свинство, но что делать, у Харди имелось тогда оправдание, если можно назвать это оправданием: из пустыни, видите ли, под шквальным раскаленным ветром трудно дозвониться до цивилизации, до Англии, с которой Харди связаться было абсолютно необходимо, ведь там осталась Шарлотта. Он не видел ее уже бог знает сколько времени, между ними произошло нечто непонятное, ужасное… То ли Шарлотта по-прежнему не брала трубку, то ли его звонки не преодолевали разделявшее их нешуточное расстояние, но все это доводило Тома до бешенства: все три мобильника, которые он захватил с собой на съемки, были безжалостно казнены за «плохое поведение» — он сломал их, а обломки пустил по ветру.
Какая удача, что это Шарлиз Терон, а не Шарлотта Райли наблюдала за проявлением самых его буйных чувств! Бешеные страсти, оказывается, все еще жили в Харди, хотя он сознательно почти десять лет боролся с этой неуправляемой и дикой стихией. В конце концов склоки и скандалы между Томом и Шарлиз закончились — как это часто бывает — тем, что актеры подружились и Шарлиз стала той, кому Харди по окончании тяжелого рабочего дня изливал душу. После 12 часов бешеных съемок, на которых Харди приходилось управляться с неимоверным количеством опасных транспортных средств, висеть на шесте над пропастью и выделывать много чего еще, невозможно вот так пойти и сразу заснуть, хотелось хоть немного перевести дух, расслабиться. Шарлиз оказалась понимающей и тонкой; ей забавно было видеть, как Харди, по мере того как смывал грим и переодевался, начинал превращаться в милого, улыбчивого, вполне адекватного парня. Оказалось, с ним приключилась незадача: «самая серьезная любовь его жизни» — британская актриса Шарлотта Райли, которую он считал невестой и мечтал на ней жениться, вдруг объявила о разрыве.
Том твердил Шарлиз, что, конечно, он не подходит такой прекрасной и возвышенной девушке, как Шарлотта; это ведь все равно что дикобраз вздумал бы жениться на лебеде. Да, он все еще чувствовал себя дикобразом и не слишком верил своему преобразившемуся отражению в зеркале, хотя зеркала давно уже отражали нового Тома — бритого, чистого, в дорогом костюме, причесанного, приглаженного «красавчика» — его так звала пресса, и, честное слово, он бы плюнул в морду тому, кто пустил в ход это мерзкое прозвище. Он актер, теперь — да, высокооплачиваемый и часто работающий в Голливуде, иногда ему самому не верилось, что его приглашают из фильма в фильм и у него практически нет перерывов в работе. Ясное дело, если бы Шарлотта несколько лет назад одним глазком увидела небритого дылду, одетого, как шпана, в драные джинсы и грязную майку — ему было тогда плевать на свой внешний вид, — она второй раз и не взглянула бы в его сторону.
