— Выходит, он тебя за собой позвал, и ты, несмотря на его возраст, поверила и пошла…
— Возраст тут был ни при чем, он не чувствовался. Я одинокий человек, хоть у меня двое детей и внук, и я их не забросила. Но у детей своя жизнь, а друзья на велопробегах душевную пустоту не заполняли. Конечно, друзей было много, и мужчины на меня обращали внимание, но у меня даже мысли не было, что я могу устроить свою жизнь. Ни к кому никаких чувств не было, словно ждала чего-то. После развода десять лет оставалась одна. А в Донатаса все влюблялись...
— Вы верили в то, что у вас есть будущее?
— Он, конечно, все понимал насчет своего возраста и положения. Знал, что ему нельзя выглядеть смешно. И я это тоже понимала. Литва маленькая страна, а Вильнюс — город, где все про всех знают. О наших отношениях он не распространялся — для узкого круга его друзей я была другом Донатаса, а для всех остальных — кем-то вроде приходящей домработницы. Я не могу сказать, что он определился. Но я решила так: «Пока я тебе нужна, я здесь. А если скажешь «уходи», то уйду. Или если родственники попросят…»
Но я видела, что нужна Донатасу. Может, поначалу он что-то и выстраивал, и это шло не из сердца, а от головы. Но потом все стало по-настоящему. Я помню его добрые глаза, помню, как он благодарил меня за любую мелочь и радовался каждому цветочку, выросшему на балконе. На Новый год мы наряжали небольшую искусственную елку, я украшала квартиру — хотелось создать ему праздник. Два его дня рождения отметили вместе. Встретили два Новых года. Я люблю фильмы с его участием, часто пересматривала «Солярис», «Бегство мистера Мак-Кинли», «Приключения принца Флоризеля». Но он их не смотрел и, по-моему, некоторые не очень ценил: «Ничего уже не исправишь. Могло быть сыграно правдивее, лучше. Творчество — штука сложная. И все-таки моя жизнь не прошла даром. Я стал Банионисом».
Это невозможно объяснить, но мне была дорога в нем каждая мелочь. Как он молчит, как общается, иногда командует, иногда подчиняется. А иногда ведет себя как маленький ребенок. Меня не тяготило, что я мотаюсь между Белоруссией и Литвой, — я к нему как на крыльях летела. Ездила на перекладных, с четырьмя пересадками, но это не жертва была, а потребность помочь человеку, что-то для него сделать. И какая разница, как тебя при этом называют — нянька, сиделка или еще кто-то? Для меня это не имело значения. Будь ему 70 лет, я, может, и обиделась бы, но Донатасу было 90… Конечно, мне, как и любой женщине, хотелось будущего, но я понимала, что это нереально. О том, чтобы узаконить отношения, вообще никаких разговоров не вела. Человек очень известный, в таком возрасте — что скажут недоброжелатели… Но Донатас мне говорил: «Дети зашли и вышли, а ты — навсегда».
