Маргарита со страхом смотрела, как хлопотливые бабы перетаскивают в дом узлы со скарбом, шикая на орущих детей. В богатых купеческих семьях все хозяйство традиционно держалось на жене — она целиком вела дом, контролировала расходы и прислугу. «Как же я со всем этим справлюсь?»— пугалась юная супруга. Весь нижний этаж был отдан под кухни, кладовые, прачечную, собственную электростанцию и комнаты для прислуги, где жили целыми семьями. Морозов завел два выезда: для Маргариты — английскую парную упряжку и кучера, одетого на «аглицкий манер», для себя — русскую тройку с бородатым толстым возницей.
Управляющий, экономка, камердинер хозяина, электротехник, горничные, повара, кухарки, прачки, лакеи, садовники, конюхи... Кого только не было во дворце на Смоленском бульваре! Самым уважаемым, главному повару и буфетчику, полагались помощники.
В нижнем этаже шла скрытая от посторонних глаз жизнь. Наняли даже специального кухонного мужика в кумачовой рубахе, единственной обязанностью которого было ставить самовар для гостей прислуги. Зря страдала Маргарита. Миша все устроил преотлично — жену к хозяйству не допустил и ее мнением об устройстве семейного гнезда не интересовался. Маргарите вменялось в обязанность рожать детей, культурно развиваться и, главное, принимать гостей.
Когда через десять месяцев после свадьбы родился сын Юра, Миша и тут все предусмотрел. Детская выходила окнами в сад. Вокруг малыша хлопотали няни и кормилица. Маргарита же занялась самообразованием. Муж отдал ей свои конспекты и учебники по всеобщей истории и русской литературе. Когда она, высокая, стройная, с прической «султаном», в любимых жемчугах, появлялась на публике, ее окружало всеобщее восхищение.
Их дворец был обставлен словно напоказ. И жизнь молодых Морозовых пошла такая же. Первые года три они ежедневно посещали театры, выставки и консерваторию, объехали всю Европу. Мишу тянуло в экзотические страны, он даже написал книгу о своих путешествиях. Из Каира привезли древний саркофаг, поставили в египетскую парадную к сфинксам.
Печалило Маргариту лишь то, что муж становился капризен и требователен. Получалось — именно она виновата в том, что нынешний сезон в Париже скучен, на кораблях укачивает и еда в отелях отвратительная.
По счастью, Миша вдруг увлекся собиранием картин. Они были двух родов: первые — русских художников, другие Миша привозил из Франции, где в Париже держал постоянную квартиру. Зимний сад в особняке переделали под картинную галерею. Миша часами увлеченно развешивал и перевешивал картины в галерее и у себя в кабинете. Модный Врубель, Левитан, Суриков, Серов, Коровин очень нравились и Маргарите, со многими художниками она была знакома, каждое воскресенье к двум часам живописцы приходили к Морозовым на «ланч». За длинным столом в большой русской столовой собиралось до тридцати человек. В одном конце стола сидел Миша с художниками, в другом — Маргарита со своим кружком.
У нее часто бывала сестра Елена, которая недавно вышла замуж за богача Вострякова.
С французской живописью получалось хуже. Первые картины недолго оставались на Смоленском бульваре. Миша повздыхал-повздыхал, но вошел в убытки и отослал их обратно в Париж. С горя даже заболел. Лечил его профессор Захарьин, светило, основоположник московской терапии. Пить совсем запретил. Как говорил Миша: «Ни шампанского, ни коньяку, ни-ни… Благодарю покорно… Сахар у вас, говорит… Какой там сахар!..» В результате решил лечиться народными средствами — выпив водки, закусывал сырым мясом с перцем.
Настал день, когда Миша вернулся из Парижа с выставки Гогена. Развесил картины в столовой и позвал друзей-художников.
