Все внутри нее пело от чудесного преображения, представлявшегося ее глазам: снимая сковывавшие движения одежды, она становилась только краше. Но теперь все иначе. Днем, затянутая в корсет и черный шелк, она еще как будто может выглядеть привлекательно. Но вечером, лишенная своей защитной брони, кажется себе жалкой и никому не нужной старухой.
Отчего тогда, много лет назад, когда Хуана была еще молода и прекрасна, Диего не пожелал написать ее тело, сохранить навеки ее красоту? На желание запечатлеть обнаженной собственную жену даже строгая испанская церковь наверняка посмотрела бы сквозь пальцы, ведь их союз скреплен самим Господом. Но ее он предпочитал писать иначе: в ниспадающих одеждах, в окружении божественных нимбов… Почему у нее никогда не было над Диего той власти, которую взяла над ним эта безликая красавица, прячущаяся теперь в его мастерской?
Ах, зачем они покинули зеленую Севилью, зачем переехали в этот душный, насквозь прожаренный солнцем Мадрид? Может быть, если бы не этот переезд, у них все сложилось бы иначе?
Хуане с самого начала не нравилась эта затея. Да и знак свыше был страшен: в день возвращения Диего из первой поездки в столицу умерла их маленькая дочь Игнасия, младшая сестра Франсиски… Но Диего как будто и не заметил потери. Все его мысли были заняты неудачей, которую он потерпел в Мадриде.
Идея поехать туда принадлежала дону Пачеко. Он день и ночь твердил, что столь удачный момент нельзя упустить. В 1621 году на престол взошел 16- летний король Филипп IV, камер-юнкером при котором уже несколько лет состоял выходец из Севильи и сын старинного знакомого дона Пачеко Гаспар де Гусман Оливарес, с воцарением молодого инфанта резко пошедший в гору.
Многие севильцы искали его покровительства. Но далеко не у всех из них были на то такие веские основания, как выдающийся талант… А у Диего талант был. Это знала уже вся Севилья. И должна была теперь узнать вся Испания! «Диего должен получить место придворного живописца, и никак не меньше!» — так решили они с доном Пачеко. С этой целью муж Хуаны и уехал в столицу весной 1622 года. А через два месяца вернулся ни с чем…
Тщетно Хуана, выплакавшая все глаза по маленькой дочери, искала его утешений, тщетно ждала, что Господь дарует ей другого ребенка. Муж все реже приходил вечером в их спальню, оставаясь ночь напролет в своей мастерской.
Он должен добиться поставленной цели — должен покорить Мадрид! С каждым днем его картины становились все совершеннее, а его молодая жена все печальнее…
Впрочем, дни текли своим чередом, и в глубине души Хуана надеялась, что рано или поздно все снова вернется на круги своя. Но летом 1623 года, когда мечта Диего о столичной славе уже как будто начала меркнуть, а сердце Хуаны исцеляться от горя, пришло письмо из Мадрида: есть удачная возможность получить аудиенцию у короля.
Дон Пачеко и его зять ликовали, а Хуана послушно укладывала вещи мужа в дорогу. На сей раз удача улыбнулась Веласкесу. Написанный им портрет 18-летнего Филиппа IV понравился и самому герою, и всему двору.
Художник получил вожделенную должность и осенью вместе с женою и 4-летней дочерью отправился в Мадрид.
Воскресный звон колоколов застал донью Хуану в постели. Господь всемогущий, она едва не проспала службу! Кликнув служанку, она торопливо оделась и спустилась вниз… Но в этот день молитва не даровала ей обычного утешения. Вместо распятия донья Хуана видела перед собою лишь вчерашнюю картину. А вместо слов проповеди в ее ушах звучал голос Диего, который то так, то эдак отвечал на тяжкие вопросы, которые задавала ему жена. И сердце доньи Хуаны вслед за этими придуманными ею же ответами металось от отчаяния к надежде.
В этом метании, как в бреду, пролетела вся неделя. А в следующее воскресенье, причесываясь утром перед зеркалом, она услышала, как кто-то резко осадил коня у ворот их дома.
