Бродили по Москве, ездили за город и подолгу гуляли. Августа писала в своем дневнике: «Была ранняя золотая осень. Под ногами шуршали желтые листья… «Я с вами как гимназист…» — тихо с удивлением говорил мне Есенин и улыбался. … Он мог часами сидеть смирно возле меня». Ее комнаты на Малой Никитской были похожи на рощу из астр и хризантем, которые он постоянно приносил. Однажды в присутствии Мариенгофа сказал: «Я буду писать вам стихи». Мариенгоф рассмеялся: «Такие же похабные, как Дункан?» — «Нет, ей я буду писать нежные…»
Семь стихотворений, посвященных Августе, сложились в цикл «Любовь хулигана».
В октябре, в день своего рождения, он приехал в кафе в крылатке и широком цилиндре — такой же носил Пушкин.
Взяв Августу под руку, тихо спросил: «Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим». Толпа гостей — званых и незваных — жаждала поздравить первого поэта Советской России. Но Гутя всем объявила: «Пить вместо Сергея буду я», и все стали чокаться с ней, а Есенин оставался трезвым и весь вечер помогал ей незаметно выливать вино.
Теперь они стали чаще встречаться в кафе и ресторанах — осень заканчивалась. Два самых первых стихотворения — «Заметался пожар голубой…» и «Ты такая ж простая, как все…» впервые были напечатаны в журнале «Красная Нива» в середине октября 1923 года.
Айседора Дункан, сократив свои гастроли в Крыму, возвращалась в Москву. Ее помощник Илья Шнейдер принес ей этот номер в вагон.
Услышав перевод, она воскликнула: «Это он мне написал!» «Айседора, дорогая,— рассмеялся Шнейдер, — ты такая ж простая, как все, Как сто тысяч других в России...» — ну это точно не про вас!»
С этим номером журнала в руках Есенин ждал Августу в кафе. Она опоздала на час и когда пришла, он впервые при ней был пьян. Торжественно преподнес ей журнал. За соседним столом о них что-то сказали. Ко всеобщему удовольствию окружающих, начался скандал. Есенин кричал и, как казалось Августе, «пьянел с каждым выкриком». Совместными усилиями его увезли. «Я была очень расстроена. Есенин спал, а я сидела над ним и плакала. Мариенгоф «утешал» меня: «Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно! От вас он все равно побежит к проститутке!» По Москве поползли слухи об их шуточной помолвке в «Стойле Пегаса», на которой присутствовала вся имажинистская братия.
Долго гуляли и поздравляли «молодых». Августа же думала: «Ни к чему все это. Вот придет Лев Александрович на Малую Никитскую, а меня дома нет». Погуляли и разошлись.
Однажды вечером у соседа Фореггера гостил Маяковский. Напросился к Августе позвонить по телефону. «Вы Миклашевская? Встаньте, я хочу посмотреть на вас». Обычная женщина поставила бы наглеца на место. Актриса же спокойно встала. Так они и стояли молча. «Да…» — протянул Маяковский. К телефону он не подошел.
Камерный театр вернулся в Москву, но ни в назначенных репетициях, ни в спектаклях актрисы Миклашевской не значилось.
Свое заявление об уходе Августа передала через секретаря, встречаться с Таировым и упрашивать его не пожелала. Есенин хотел устроить Августу в театр к Мейерхольду — явился к нему и прямо с порога: «Если не примешь Миклашевскую, буду бить». Тот был не против. На встречу к Мейерхольду Августа не пошла, не захотела. Может, представила себя на одной сцене с Зинаидой Райх, бывшей женой Есенина? Ее вызвали в Наркомпрос к Луначарскому, он предлагал в три дня вернуть ее в Камерный. Августа отказалась. «Я могла вернуться в театр, только если бы этого захотел сам Таиров».
Как-то в кафе, где теперь изредка встречались Есенин и Августа, зашел Лащилин. Компания была шумная, театральная, все «приходящего» знали и пригласили к столу. Есенин встал и вышел. Вскоре вернулся с огромным букетом.
