Она снилась мне недавно. Высокая, красивая, яркий подол ее платья развевался на ветру... Богиня. Кажется, она могла родиться только в мае, и назвать ее могли только Любовью...
В подростковом возрасте моим идеалом женщины и актрисы стала Мэрилин Монро. Хотя я росла без особенного пиетета перед кумирами. Прекрасную Мэрилин я впервые увидела, конечно, в фильме «В джазе только девушки». Папа, режиссер-документалист, старался брать меня с собой на любые закрытые показы. Порой я мало понимала сюжет, но кое-что на подкорке все же откладывалось.
Монро «отложилась» как невероятная красотка! Дома я смела все со стола и самозабвенно дефилировала по нему, глядя в зеркала серванта и пытаясь повторить ее походку. Несмотря на явный дефицит округлостей, выпуклостей и тоненькие ножки, на которых отказывались держаться гольфы, мне казалось — ну вылитая! «Вот только мясо нарастет, — размышляла я, придирчиво оглядывая свои фрагменты в зеркале. — Быстрее бы уже…» Раздумья о сути женской красоты прервал хохот папы, который вдруг возник в дверях…
Всегда понимала, что роста я небольшого и радикально ситуация вряд ли изменится. Впрочем, особенно не страдала. Перед глазами был пример мамы-травести. Конечно, запомнилось, что и Монро тоже ростом не отличалась. Это окончательно примирило мои отношения с жизнью.
К фигуре и походке не помешало бы добавить еще загадочности... Не зря же говорят: «должна быть в женщине загадка». Но где ж ее взять? Таинственнее великой Мэрилин казалась разве что Джоконда. Идея посмотреть ей в глаза зародилась уже тогда. Но не складывалось. Первая заграница в моей жизни случилась только в 20 лет — я приехала в Торонто на гастроли с театром Олега Павловича Табакова. Париж же стал для меня заколдованным городом: четыре раза получала визу и все четыре раза обстоятельства не позволили поехать. Вместе со столицей Франции недосягаемой оставалась и самая знаменитая женщина планеты.
И вот наконец свершилось! Я в Париже! Несмотря на вымотанность апокалиптичным съемочным графиком, в Лувр шла как на праздник.
Настроение восторженное, хотелось улыбаться и дарить прохожим фиалки. Осмотр начала с Древнего мира. Павильоны огромны! Интересного масса! Плюс мумии великих фараонов и саркофаги их прекрасных дам явно вытягивают энергию. Надо было сделать перерыв на пару часов — пойти в кафе, посидеть, переварить... Ан нет! Я упорно двигалась к поставленной цели, то есть к Джоконде. Добралась часов через пять. Сил не осталось. Не осталось вообще ничего, кроме упрямого желания посмотреть Моне Лизе в глаза или примерить на себя, собезьянничать ее загадочную улыбку. Количество японцев, окруживших великое полотно плотной стратегической свиньей, не поддавалось счету. У меня рябило в глазах от вспышек их фотоаппаратов. Попробовала пробраться ближе к картине, но… Японцы жестко держатся за отвоеванную территорию везде, где бы ни оказались.
Я присела на скамейку в уголке и расплакалась. «Черт возьми, — думала, — у меня же не будет еще одного выходного дня, чтобы снова прийти к Джоконде!» Покидала Лувр страшно разочарованной. Знаете, так бывает, когда зациклен на какой-то цели и тебе в голову уже не приходит, что по пути твоего движения могло быть что-то даже более нужное и интересное.
Когда очутилась во Флоренции, в галерею Уффици заходила в состоянии полного смятения. Почему-то была уверена, что произойдет нечто подобное — японцы настигнут меня и тут, помешав рассмотреть главный женский секрет в глазах теперь уже итальянской богини… Вереницы людей, которые спокойно перетекали по дощатым тропиночкам из зала в зал, успокоили. На сей раз я не искала какую-то конкретную картину, а послушно перемещалась вместе с остальным потоком, пока не оказалась перед Боттичелли.
