— Сама? А что мне оставалось делать? Ждать, пока превращусь в старуху?
Маша отвернулась, смахнув брызнувшие из глаз слезы:
— Нет, решено. Когда все закончится, ты, если захочешь, сможешь жить у меня. Вряд ли после моего развода с Альбертом Шура станет бывать у меня часто... И для тебя это будет очень кстати...
И, хитро улыбнувшись сестре, Маша, подмигнула:
— Будем обе «девушки на выданье»... Мы ведь с тобою красавицы. Так что без женихов не останемся, — уже со смехом закончила она, обнимая за талию и подтаскивая к зеркалу удивительно похожую на нее Атю...
— А где же колечко ваше, барин? Аль потеряли?
— ставя на стол самовар, Степанида, на правах бывшей Шуриной кормилицы позволявшая себе с ним немалую фамильярность, притворно сокрушаясь, покачала головой.
Увидев, как внезапно вспыхнувший сын убрал под стол руку, Камилла Альбертовна незаметно погрозила Степаниде пальцем. Не надо лишний раз смущать Шурика, он и так последние дни сам не свой. Но от сердца у нее все же отлегло. Значит то, о чем ей по секрету рассказал Альберт, и в самом деле правда: Атя с Шурой расстались. Ну конечно, как она раньше сама не догадалась! Ведь иначе Шурик никогда бы не снял с пальца этот перстень — три года назад он ей все уши прожужжал, рассказывая, как они с Атей выбирали друг другу в подарок колечки с камнями «своего» месяца...
Ну что ж, вот все и улеглось, кажется...
Вчера Альберт объявил родителям, что сразу после развода с Марией Карловной намерен вновь жениться — на молоденькой художнице Марии Шпак. Ну а Шуринька, кажется, не шутя приналег на учебу. Даст бог, в университет осенью все же поступит. И их долгим и непростым взаимоотношениям с семьей Кинд придет незаметный и спокойный конец...
...— Так что ты можешь поздравить Атю, думаю, к концу года они с господином Сергеевым обвенчаются, — Мария Карловна протянула бывшему деверю фотокарточку.
Шура вымучил из себя улыбку и чуть дольше, чем, наверное, следовало, задержал в руке кусочек картона. Светлые волосы, приятное лицо с крупными чертами, глаза тоже светлые, наверное, серые или скорее стальные, каковые и положено иметь волевому, серьезному человеку.
Попытался представить, как Атя в подвенечных кружевах сходит под руку с этим господином по церковному крыльцу...
— Что ж, передайте Ате... гм... Анне Карловне мои поздравления...
Для приличия посидев в гостях у бывшей невестки еще минут десять, он заторопился домой. Выйдя на улицу, с силой втянул носом воздух, попытался успокоиться... Черт, и зачем его только понесло сегодня к Марии Карловне? Впрочем, какая разница? Рано или поздно известие об Атиной помолвке все равно дошло бы до него...
Со времени их расставания прошло уже почти два года. И, черт возьми, он совсем неплохо провел их... Пара-тройка веселых романов с милыми девушками... Да и посерьезнее кое-что тоже было.
Да-да, намного серьезнее, чем их с Атей поцелуи в парадном...
Да что там говорить, он и письма-то Атины сжег еще прошлой осенью. Чтобы уж ничего, ничего на осталось... А через несколько дней, будто по волшебству, встретил ее саму на какой-то студенческой вечеринке, на которые оба раньше никогда не ходили.
Они поболтали о друзьях детства, рассказали друг другу про Европу, в которой оба успели побывать... От зала Дворянского собрания, где устраивали вечеринку, до дома, где Маша и Атя, как они когда-то и планировали, жили теперь вместе, было минуты три... Он даже пальто не надевал. А вернувшись обратно в гремевший музыкой зал, просто не смог там оставаться — решительно нечем было дышать без Ати...
Господи, неужели и в самом деле все? Что же за тяжелая весна нынче... Мама так страшно больна. А теперь еще эта Атина помолвка...
— Что значит ты не поедешь? Атя, ты с ума сошла...
— Я же сказала, Маша! Извинись за меня перед родными господина Сергеева, скажи, что я заболела...
— Да уж, похоже, ты и в самом деле больна.
Раздосадованная Мария Карловна захлопнула дверь в комнату сестры и пошла в свою спальню — отдать распоряжение горничной по поводу вечернего отъезда в Москву. У Маши накопились там кое-какие дела... Да и господин Сергеев, бывший москвичом, настойчиво звал невесту познакомиться с его родными. Атя даже специально новое платье заказала.
И вот теперь это безапелляционное «не поеду!»
На пороге спальни Маша вдруг резко остановилась. Сам собою всплыл вдруг в голове вечер недельной давности... Неожиданно зашел сам не свой, осунувшийся, с покрасневшими глазами Шура Бенуа. Несколькими днями раньше умерла Камилла Альбертовна, и у Маши просто духу не хватило быть неласковой с этим совершенно потерявшимся от горя юношей. Атя тоже была дома... Кажется, они с Шурой с час просидели одни в гостиной, пока Маша с другими гостями пили в столовой чай...
От догадки, молнией мелькнувшей в голове, Маша на мгновение приросла к месту. Неужели опять? После стольких усилий родных, только и думавших, как бы получше устроить милую Атечку? Нет, она немедленно потребует объяснений!
