Софье Карловне в это время давно пора было быть замужем, но все не складывалось: девица она была видная, но с норовом.
Барышня Герц выросла в весьма приличной семье: у отца были завод по распилке красного дерева, мебельная фабрика и большой каменный дом. И много детей — три сына и три дочери. Родители дали им всем прекрасное образование.
Предки Софьи Карловны по отцу перебрались в Россию из Швеции, отец ее матери был известным московским архитектором: он построил первый кадетский корпус. Брат Софьи учился вместе с Саврасовым — он и пригласил приятеля в их дом. Стройная улыбчивая барышня показалась Алексею красавицей. Его, привыкшего к дешевым, пропахшим щами квартирам, поразил двухэтажный особняк с широкой внутренней лестницей, хрустальными люстрами, картинами, лаковым паркетом, дорогой мебелью и вышколенной прислугой.
Он не знал, как сесть и взять чашку, не умел разговаривать с барышнями и чувствовал себя олухом.
А когда чай был выпит, все перешли в гостиную и Софья села за рояль (позже ему объяснили, что она играла вариации на темы Моцарта), Алексей Саврасов почувствовал, что у него кружится голова. Это был необыкновенный вечер, барышня Герц казалась ему неземным, волшебным существом. Так началась его любовь — не слишком пылкая, но удивительно крепкая. Через восемь лет Алексей Саврасов, только что ставший преподавателем Училища живописи, ваяния и зодчества и титулярным советником, повел Софью Герц под венец.
Он тогда был удачлив, несколько лет назад ему присвоили звание академика живописи, а ее жизнь шла по одному и тому же кругу: Софья Карловна и ее сестры преподавали в принадлежавшем им лютеранском пансионе. Помещался он в родительском доме.
Позади осталась пора неловких ухаживаний, встреч на даче в Кунцеве, разговоров ни о чем. Он мог обеспечить семью, и Софья пошла за него с радостью: прощайте, пансион и до смерти надоевшие ученицы, теперь отвечать за ее судьбу будет муж. И все у них было хорошо — во всяком случае до недавнего времени.
Вещи упаковали, погрузили на телегу, Матрена устроилась на козлах, рядом с кучером, а хозяева и их дочери, Верочка и Женни, отправились в путь на извозчике. Софья Карловна приглядела квартиру в доме князя Друцкого — выходило дороговато, зато комнаты были очень приличными…
Но прожили они здесь недолго.
Позже Софья Карловна часто задавала себе вопрос: когда случилось непоправимое и их мир разлетелся вдребезги? Она убеждала себя в том, что ее вины тут нет. В самом деле, разве она не была Алексею хорошей женой — верной, любящей, заботливой? И не ее вина, что муж считал себя неудачником.
Да-да, дело именно в этом: он был слишком неуступчив и горд и ни с кем не делился своими переживаниями. В молодости много обещал, да не оправдал ожиданий и не мог себе этого простить. А старшая дочь Вера, уверенная, что знающая три языка мать могла бы помочь отцу и начать работать — давать уроки, по обыкновению несет вздор…
Но такие мысли стали приходить в ее голову не скоро — в конце жизни.
Пока что ничего тревожного не происходило, а взаимное отчуждение было почти незаметным — казалось, всему виной нехватка денег, да и просто они друг от друга устали. Тринадцать лет брака — не шутка, к тому же «чертова дюжина» — плохое число...
Когда муж сообщил ей, что собирается взять в училище пятимесячный отпуск и вместе с семьей уехать на зиму и весну в Ярославль писать пейзажи, Софья Карловна не особенно протестовала. Через несколько месяцев она должна была родить, и в Москве ей было бы спокойнее, но кто знает, может, Ярославль вдохнет в их брак новую жизнь? Муж сказал, что один богатый господин сделал ему заказ на зимние пейзажи и обещал хорошо заплатить. В декабре они выехали из Первопрестольной: за окном тянулись заснеженные поля, паровоз то и дело гудел, в вагоне пыхтела раскаленная докрасна железная печка, но все равно было холодновато.
