Расписались мы за две недели до ее смерти. Ия приподнялась на кровати и тихонько сказала: «Вот я сейчас уйду, а мы с тобой друг другу никто». И тут я задумался. Прожили вместе 30 лет, а кто мы, что мы? Да и насколько я ее знаю? Где-то там — легенда Ия Саввина, а здесь — моя Иечка. И обе они во многом так и остались для меня великой тайной.
…Такая беленькая, миниатюрная и уже известная на весь Союз «дама с собачкой» топает за мной в резиновых сапогах до коровника — копать червей.
«Да куда вам?» — усмехаюсь. «А я это люблю!» Ладно, думаю, сейчас вы у меня поверещите... Вскрываю лопатой навозную корку, и легендарная актриса с азартом ныряет своими нежными ручками в кишащую гущу. Единственная из дам, которая вызвалась со мной рыбачить на Соловецких озерах. А еще вчера сидела за столом и с видом одуванчика, на который лучше не дышать, читала нараспев стихи…
Дело было на Соловках в 1979 году. В таком необычном месте Виктор Панов, главный режиссер молодежного театра Архангельска, решил соединить своих молодых актеров с мастодонтами из Москвы. Нам, конечно, было интересно: пограничная зона, куда в то время туристов не пускали. Уж не говоря о чудесной природе: каналы, белые ночи… И с первого дня Ия, что называется, «заняла площадку»: все ее окружают, буквально едят глазами, а она рассказывает, читает стихи, поет…
«Вот центропупия!» — подсмеивался над ней я. А еще добавляло масла предубеждение: я ведь прямо-таки возненавидел Ию с момента нашей первой встречи в Москве.
Как-то мы с Борей Хмельницким после спектакля зашли в ресторан ВТО и оказались за одним столом с Саввиной. Тогда она вела себя точно так же. «А теперь я вам почитаю Ахмадулину», — и все это с жестами, сценической интонацией — будто из театра и не выходили. Да еще потом подсаживается ее коллега по «Современнику» Валентин Никулин, а она его по плечу так снисходительно похлопывает: «Вот кто должен со мной играть в спектакле, а не Бортников!» — и актеров на роли сама назначает. Это потом я понял, что такова настоящая Ия: в профессии рубит правду-матку, каждую стихотворную строчку перекатывает на языке, как изысканное кушанье…
И поверил ей, и полюбил эту манеру. А тогда счел ее высокопарной.
«Вошел. В какой-то модной рубашке. С гитарой. Таганка! Как не обратить внимание?»— шутила потом Ия о нашей второй «первой встрече» (ту, в ресторане ВТО, она и не запомнила). Именно в таком обличье я с ноги открыл дверь бывшей монастырской кельи, где поселили самых заслуженных — Ию Саввину и Аллу Покровскую (нам с другими актерами устроили лежанки в какой-то соловецкой школе). И только в личном общении у меня вдруг началось приятное разрушение возвышенного образа Ии Сергеевны. Сначала она легко увлекла меня собирать грибы — а там ступаешь за порог, и повсюду тебя сопровождают громадные подосиновики. Я носил за Ией огромную кастрюлю, куда она их срезала.
И мы ведь с ней всю жизнь не оставляли это занятие. Тоненькая, слабая, и в 70 лет Ия с тяжелыми корзинами продиралась через лесной бурелом по десять часов кряду. А грибочек каждый приголубит, поцелует в шляпку. «У-ти мой хорошенький», — поприветствует как друга.
В той же поездке мы вместе задумали и рыбалку. Спустили резиновую лодку на воду, чтобы плыть на остров. Попали в шторм — волна захлестывает мою спутницу — ноги промочили. Разворачиваюсь… «Куда назад?!» — как боцман, кричит Ия, болтаясь на носу суденышка. И доплыли, преодолев все трудности. Только наш подвиг оказался напрасным: на острове море было по щиколотку. Какая тут рыба… Сами смеемся, а из окон нашей школы-общаги нам все аплодируют и свистят.
Ия правда знала толк в рыбалке.
