Соседи освободили нам свои комнаты, пришли родственники невесты, приехала и моя киевская родня. Наши с Майей родичи в первый раз увидели друг друга за свадебным столом и не понравились друг другу. Всем казалось, что их девочка (или мальчик) достойны большего.
Майин отец, Владимир Григорьевич Кристалинский, работал массовиком-затейником в Обществе слепых. У него и самого была близорукость в пятнадцать с половиной диоптрий. Почувствовав, что свадебное веселье не задалось, он встал и произнес тост: «Есть Аркадий Райкин. У нас теперь тоже появился Аркадий, но не Райкин, а Майкин».
Лед не растаял: Майина родня заулыбалась, зато моя насторожилась.
Что значит — «Майкин»? Наш Аркадий хорош сам по себе... Чтобы как-то разрядить обстановку, Владимир Григорьевич достал из своего портфеля головоломки и раздал их гостям. Минут тридцать наша с Майей родня молча, не выпивая, разгадывала головоломки. Сцена получилась смешной…
Жить нам было негде. Поначалу мы кантовались в одной из наших двух комнаток (в другой ютились мой брат и мама с отцом). Потом сняли комнату у Майиной родственницы около метро «Аэропорт». Все было хорошо, но безумная любовь постепенно стала остывать. А когда любовь уходит, начинаешь обращать внимание на то, что раньше не бросалось в глаза... Отношения стали разваливаться.
Майя стала очень популярна и слегка загордилась. Доходило до смешного: однажды знаменитый пианист Александр Цфасман написал о ней критическую статью.
Она порвала газету со статьей на мелкие кусочки, а заодно разломала и пластинку Цфасмана. А я «звездность» не люблю и пару раз ей за это выговаривал. Были у нас и другие неудовольствия, и 15 марта 1958 года я сказал: «Майя, я ухожу». — «А когда вернешься?» — «Наверное, никогда...» Взял портфель и закрыл за собой дверь.
После этого мы еще встречались, но возврата к прошлому не было.
Правда, официально мы развелись только в 1962 году. К этому времени у меня уже появилась другая женщина — я собирался жениться на Евгении Морозовой, ставшей матерью моего сына. С Майей же мы до конца ее жизни оставались в очень хороших отношениях.
— Евгения Морозова до знакомства с вами была девушкой вашего однокурсника, ставшего впоследствии известным эстрадным артистом и режиссером. Говорят, он вас и познакомил…
— Это был Александр Левенбук. Алик назначил Жене свидание, но у него было выступление, и он попросил меня занять девушку во время концерта. Я встретил Женю, представился, сказал, что приятель попросил ее развлечь, пока он сам не освободится. Мы поглядели друг на друга, что-то между нами возникло. Были ноябрьские праздники, мы пошли в ресторан «Савой», который позже стал «Берлином», а теперь опять «Савой».
Через несколько дней спрашиваю Левенбука: «У тебя с ней серьезно или нет?» — «А тебе-то что?» — «Я честный человек, и если у вас серьезные отношения, отойду в сторону.
Но дай мне знать, когда они закончатся».
В ответ слышу: «А это не твое дело». — «Тогда я тебя предупредил!» — «Как знаешь».
Ничего плохого по отношению к Левенбуку я не сделал, но Женин выбор пал на меня. Наши с Аликом отношения чуть-чуть обострились, но потом он женился, и жизнь вошла в свою колею. Все было честно, дружим мы до сих пор.
— А что за мистическая история со взятой вами в семью уличной собакой?
— Женя долго не могла забеременеть, врачи говорили, что она бесплодна. Женщина, помогавшая нам по хозяйству, вспомнила старинное деревенское поверье: надо взять на улице первую попавшуюся сучку и привести ее в дом.
