Мы с Петровичем женаты больше сорока лет. Как так долго продержались? Не знаю… Просто оба Собаки по гороскопу, только я — дворняжка, а он — спокойный сенбернар.
Вот вам пример. Приезжаю с гастролей и с порога кидаюсь к мойке. Стою, тру грязную чашку и «тявкаю» что-то недовольное под нос: «Вот! Посуду за собой не помыл, я устала как собака, вечером снова на концерт ехать…»
Вдруг оглядываюсь, а Петровича и след простыл! «Ленок, ты уже все? — кричит он из комнаты. — Закончила?» В наших с Петровичем семьях испокон века было принято: если поженились, то на всю жизнь! Вовка-младший — единственное исключение… У меня уже третья невестка.
Как-то сидим с Петровичем за чаем. «Слушай, — вдруг хмыкает он. — Знаешь, у нас в СССР было ведь пятнадцать союзных республик? Так что…» Намекает на то, что Кристина Орбакайте из Литвы, Лена Ленская — с Украины, а Наташа Подольская — из Белоруссии. Я его тут же перебиваю: «Стоп! На Белоруссии, пожалуй, и остановимся!»
— Вы с Петровичем не только много лет вместе, но и из одного города. Удивительное совпадение!
— Заканчивая в Свердловске одиннадцатый класс, я пела в ансамбле Политехнического института. И хотя в нашей семье все любили петь, папа мечтал, чтобы после школы я поступила в какой-нибудь серьезный институт. Мама отмахивалась: «Нечего! У нас все на заводе работают — и Ленка туда пойдет!»
...Однажды во время репетиции меня позвали к телефону. «Я музыкальный руководитель ансамбля филармонии Владимир Пресняков, — говорит голос в трубке. — Хотим тебя пригласить на прослушивание». А на меня слово «филармония» всегда наводило ужас! Там концерты симфонической музыки, арии, оратории, а тут — здрасте! — я со своими эстрадными песенками. Ну что мне там делать? Мама, как услышала об этом предложении, в крик: «Какая филармония! На завод иди! А то будешь, как все эти артисты, цыганкой!»
Но что-то в голосе товарища Преснякова меня подкупило, и я стала собираться на прослушивание.
А идти-то не в чем! Слава богу, подружка Людка одолжила платье. На два размера, правда, больше. Подол подшили прямо на мне, еще и кушаком подвязали. Для довершения «образа» я нацепила две крахмальные нижние юбки и надела туфли на шпильках. В четыре руки начесали высокую «бабетту». Ею можно было пробить стенку, честное слово! Лака для волос у нас тогда не было, я развела сахар и обильно покрыла этим сиропом прическу. Люда хихикала: «Ленка, а если пчелки запутаются в твоих волосах? Придешь как улей!» Соседка, с которой мы столкнулись в подъезде, долго потом вспоминала: «Лена, у тебя такая башня на голове была. Сквозь нее весь Свердловск был виден!» В ансамбле только мы с Вовой были одногодки, остальным артистам — под сорок.
Сплошное старичье! Помню, вышла тетечка в строгой наглухо застегнутой блузе и длинной юбке, сложила руки под грудью да как заголосит: «На лужайке, на завалинке промочили зайки валенки…» Она, оказывается, до этого в оперетте пела. Ну куда мне, думаю, со своим рокерским хриплым ором «ей-ей-ей, хали-гали!» в этот коллектив? Так что я сразу заявила: «Не буду с вами работать!»
И стала от «филармонических» товарищей бегать. А они, настырные, телефон обрывают, домой приходят. Маму так обработали, что она вдруг по-другому заговорила: «Ты, не понимаешь? Это же работа!»
Помню, загораем с подружкой на пляже. Людка шепчет: «Лен, по-моему, те самые, из филармонии, идут.