Копченые окуньки, кстати, были вкусные. Если только не есть их четыре дня подряд.
Дальше мы выступали в Доме офицеров закрытого Северодвинска. После концерта нам устроили небольшой фуршет, где была огромная по тем временам редкость — красная икра. Несколько икринок лежало на темно-темно-сером хлебе. Будучи молодым и глупеньким, я возьми да скажи: «Кто же кладет икру на черный хлеб?» Ко мне тут же подлетел строгий человек: «Это белый хлеб!..» Тут я все понял. «Конечно, белый, — согласился я. — Как я мог не увидеть?»
В другой раз где-то под Магаданом заглох автобус, в котором перевозили нас, артистов. И я, в легком пальто с подстежкой, чуть не околел на трассе. Что вы хотите? Советский Союз! Запчастей нет, бензина не хватает. Филармонии бедны, как церковные мыши. Но разве они виноваты, что старенький уазик не выдерживал морозов? Тогда такое сплошь и рядом происходило — тебя могли не встретить на вокзале или в аэропорту, потому что сломалась машина. Дефицит во многом был искусственного происхождения. Те, кто сидел на нем, делали деньги и связи. И ваш успех в немалой степени определялся даже не деньгами — всем рулил блат!
Тем не менее СССР был великой страной. И хотя было немало недостатков, хорошего было больше. Сейчас я помнить плохое не склонен. Никогда не подводил свою публику. И пока жив, не подведу. Хотя играть приходилось в разных состояниях. И на раздолбанных инструментах, и с проткнутой рукой. Помню, сел за рояль, опустил руку на банкетку, а там — гвоздь. Больно. Кровь капает. Женщины в зале охают. Но играть-то надо...
— Ничего себе! У классического музыканта — такие производственные травмы!
— По сравнению с ситуацией, когда родители оказались на волосок от смерти, мои травмы — ерунда. В 1990-е годы врачи харьковского Клингородка чуть не поубивали маму с папой...
— Простите, «чуть не поубивали» — это фигура речи?
— Какое там! У тогдашнего украинского инсулина, по некоторым данным, была 50%-ная смертность. А я его привозил маме из Франции, Югославии, Швейцарии, тратя на гастролях огромные деньги. И вдруг мама рассказывает: «Сыночка, зашел в палату главврач, увидел у меня на тумбочке кулек с твоим инсулином и говорит: «А это мы у вас заберем. Не нужен вам французский инсулин. Будете колоть украинский». В это время за главврачом стояла мамина знакомая (маму-стоматолога и саму все в городе знали) и делала страшное лицо вроде «И думать не моги!».
Главврач, забрав кулек, ушел. А мама схватила свои вещи и сбежала из госпиталя. Чтобы ее не убили украинским инсулином.
Папе же для лечения рака простаты прописали лекарство второго поколения хонван. Суть его в том, что мужские гормоны давятся женскими. Кроме того, есть «милый» побочный эффект — сердце не выдерживает нагрузки и разрывается. У папы начались гормональные изменения, стала расти грудь. А ему лекарство я тоже покупал за границей — за большие деньги, потому что без рецепта и страховки... В итоге папа получил тяжелейший сердечный приступ и попал в тот же Клингородок, только в кардиологию. Возвращаюсь с гастролей — звонит мама в панике: «Сыночка, срочно приезжай! Папе очень плохо, у нас кончились твои деньги!» Слава богу, летал самолет Москва — Харьков, час двадцать — и я там. На такси домчался от аэропорта. А мама кричит: «Не отпускай машину, едем к папе».
