Позже Эфрос снял телевизионный спектакль «Милый лжец», где Ангелина Иосифовна блистала в паре с Анатолием Кторовым. Степанова и Эфрос замечательно общались друг с другом. Вот так время все меняет, просто надо жить долго.
— Как вам кажется, почему Эфроса не сделали главным режиссером?
— Это у советской власти спросите.
— От многих актеров слышала, насколько доброжелательно относился к Эфросу назначенный главным режиссером Театра на Малой Бронной Александр Дунаев, как он оберегал его талант. И это притом что критика восторженно писала о спектаклях Эфроса, зачастую обходя вниманием постановки Дунаева.
— Александр Леонидович был мудрым тактичным человеком. Некоторые его постановки «Лунин, или Смерть Жака», «Отпуск по ранению», спектакли по Островскому и Горькому были высокохудожественными. Лично я ему очень благодарен. Он дал мне интересную роль в «Золотой карете», где играли Лидия Сухаревская, Борис Тенин, Леонид Броневой. Автор пьесы, писатель Леонид Леонов, посмотрев спектакль, оценил мою работу, сказал: «Я бы хотел написать что-то на этого парня».
Испытывал ли Дунаев ревность по отношению к Эфросу? Естественно! Это премьеры Анатолия Васильевича проходили с конной милицией, это у него закрыли «Трех сестер», что вызывало исключительное уважение творческой интеллигенции. К слову, у Анатолия Васильевича никогда не было кабинета в Театре на Малой Бронной, хотя Бронная — это в первую очередь Эфрос. Два режиссера воспринимали друг друга сдержанно. В тот момент директором театра работал потрясающий человек Михаил Петрович Зайцев, который хорошо понимал, кто чего стоит. Если между Дунаевым и Эфросом возникал лишь малейший намек на конфликт, Зайцев тут же его сглаживал. Затем Михаил Петрович ушел в Маяковку, его попросил об этом Андрей Гончаров.
— С кем из коллег вы общались, дружили?
— С Тоней Дмитриевой, великолепной актрисой и прекрасным человеком. У Тони была замечательная семья — муж, сын. Костя пошел по стопам матери, играл в Театре на Малой Бронной. Дмитриева удостоилась звания народной артистки, занимала видное положение в труппе.
Мы приятельствовали с Колей Волковым. Внешне Коля был увальнем, при этом замечательным глубоким артистом необыкновенного таланта. Он здорово играл в «Платоне Кречете», «Трех сестрах», «Отелло». Коля был артистом на любителя. Кто-то его очень ценил, кто-то нет. Эфрос его обожал, потому что за Колей стояли интеллигентность, человечность, внутреннее содержание, чего Анатолий Васильевич добивался от нас. Семья дала Коле прекрасное образование, он был начитанным, очень хорошо рисовал.
Роли сами шли к Волкову. Не помню, чтобы Коля хоть пальцем пошевелил, чтобы сыграть Отелло или кого-то еще. Последним спектаклем Эфроса в Театре на Малой Бронной стал «Директор театра». Однажды увалень Коля после репетиции пришел в буфет, взял кофе и вдруг услышал, как одна актриса пожаловалась: «Ну сколько можно репетировать? Надоело!» Как же Коля взорвался, я никогда не видел его таким. Он кричал: «Это тебе не надо, а мне требуется еще восемь прогонов!» Для меня это было откровением, Коля способен был играть любую роль, не сильно затрачиваясь. Но не мог себе такого позволить.
