Последние мои визиты к Нине Михайловне были очень печальными. Она много болела и в основном проводила время за тем, что созванивалась со своими, теми, кто еще жив, подругами и рассказывала им о своей боли. Много вспоминала маму... Это было какое-то внутреннее сиротство. Ведь внешне у актрисы все было неплохо: помогали в театре, навещали племянники, родные, она была всем необходимым обеспечена. Но, видно, не привыкла жить «не в полную силу», а как раньше — уже не могла. На сцену Дорошина уже не выходила, но по-прежнему по распоряжению Галины Борисовны Волчек ей из театра привозили готовую еду, помогали деньгами, транспортом, лечением. Она безмерно это ценила... Один раз, зимним вечером за тихой беседой, Дорошина вдруг сказала: «Сейчас, когда давным-давно нет уже ни Олега Николаевича, ни Даля, я думаю, почему мы так мучили друг друга? Зачем все это было нужно? Почему мне так хотелось, чтоб Олег на мне женился? Почему мне было не родить ребенка от любимого человека? Просто радоваться тому, что у меня есть сейчас, и быть счастливой. А в результате, когда тебе уже за восемьдесят, лежишь одна в квартире и понимаешь, как была счастлива тогда. Но не умела этого ценить...»
Но все-таки не такая, печальная и уходящая, Нина Дорошина осталась в моей памяти. А та, которую я, может быть, лично никогда не видела, слишком давно это было, но знаю по рассказам коллег. Вот веселая сценка от Людмилы Ивановой, крайне точно характеризующая «Нинку». «Дачи у нас были рядом, и по соседству — дача Лили Толмачевой. Мы с Лилькой, конечно, постоянно что-то пололи, копали. «Дачницы!» — презрительно говорила нам Нинка. А сама лежит в купальнике и шляпе на своем участке и загорает. «Нина, ну ты посмотри, у тебя весь огород зарос! Полоть надо!» — «Вот еще! Я сюда приезжаю отдыхать. Чихала я на этот огород». Подзовет к себе любимого кота: «Рики, Рики, иди, мой маленький!» — «Нинок, его ж вроде звали Арнольдом еще вчера...» — «Вот еще...» Для нее это было бы слишком скучно — все время одна и та же кличка для кота... Вечером, когда мы освобождались, она тащила нас гулять в поле. Загорелая, крепкая, жизнерадостная. Идет, дышит, говорит: «Девочки, как хорошо! Как я люблю природу, жизнь. Вот еще бы сто лет прожила и не нагляделась на это!» Помню, я иду и думаю: «Вот меня называют оптимисткой. Это ерунда! Я притворяюсь. А ты такой родилась! Ничто тебя не сломило. Ни болезни, ни несчастная любовь. Ай да Нинка!»
