Балерина Большого театра Анжелина Воронцова об отношениях с Филиным и Дмитриченко

Анжелина Воронцова Фото: Федор Васильев

Из Дмитриченко и Воронцовой стали делать каких-то монстров, задумавших чудовищное преступление, а нам такое не могло пригрезиться даже в страшном сне...

Ночью семнадцатого января вдруг раздался звонок. Посмотрела на телефон — Цискаридзе. Удивилась: так поздно он никогда не звонил. Николай Максимович был очень взволнован: — Лин, с Филиным несчастье!

Мне звонят репортеры, просят прокомментировать, как будто я что-то знаю!

— А что случилось?

— Говорят, его облили кислотой.

Мы с Пашей зашли в Интернет, прочитали о нападении на Сергея Юрьевича. Долго не могли заснуть. На следующий день увидели по телевизору Филина, снятого скрытой камерой, и немного успокоились. Подумали: наверное, все не так плохо, раз он в сознании и дает интервью. Собирались поехать в больницу, но не успели. Через день Пашу по телефону вызвали на допрос. Велели приехать в понедельник, но он сказал: «В понедельник я не могу, давайте лучше сегодня». Его допрашивали около двух часов. Подробностей не знаю, но, насколько поняла, ничего особенного не выясняли.

Вскоре позвонили и мне.

Я подумала, что допрашивают всех артистов. Хотя и не поняла, зачем вызывают. Что я могла рассказать?

В феврале мы оба поехали в Италию на фестиваль «Бенуа де ля данс». Жизнь шла своим чередом. Паша не пытался скрыться от следствия или оказать давление на свидетелей, в чем потом его будут подозревать и из-за чего не выпустят из-под ареста. Хотя он мог просто остаться в Италии, если бы чего-то опасался или что-то скрывал.

После возвращения с фестиваля, примерно в середине февраля, меня опять вызвали к следователю. Стали допрашивать друзей Дмитриченко, артистов театра. Напряжение нарастало, но никакой тревоги за Пашу я не испытывала.

В гимнастике прочили большое будущее, но я не выдержала нагрузки и в 11 лет ушла Фото: из личного архива А. Воронцовой

Утром пятого марта, часов в шесть, раздался звонок в дверь. Посмотрели в видеодомофон и увидели семерых мужчин. Среди них был следователь, который нас допрашивал. Мы поняли, что это полиция, и открыли. Один из вошедших объявил: «Мы к вам с обыском».

Три часа они что-то искали. Все в квартире перерыли, но вели себя достаточно корректно. Вещи складывали обратно в шкафы и ящики. Когда обыск закончился, следователь сказал Паше:

—А теперь мы с вами проедем на место вашей регистрации.

По стечению обстоятельств Дмитриченко зарегистрирован в том же доме на Троицкой улице, где живет Филин и во дворе которого на него было совершено нападение. Там квартира Пашиных родителей, но уже восемь лет она сдается.

Паша стал объяснять:

— Понимаете, никто из нашей семьи на Троицкой давно не живет.

Давайте я хотя бы позвоню отцу, чтобы он предупредил людей, которые ее снимают.

— Нет, никому звонить не будем, — сказал следователь. — Не положено.

Мы только потом поняли: они боялись, что там спрячут важные «улики».

Паша стал одеваться — в совершенной прострации. Я чувствовала себя не намного лучше, чем он. Вышла к лифту проводить. Спросила следователя, когда ждать Пашу. Тот замялся:

—Не знаю. После выезда на место регистрации мы повезем его на допрос.

И все.