Маша, разлучив меня с Фомой и Фокой, ты совершаешь ошибку. Сегодня им шесть, завтра семь, послезавтра восемь. А в десять они спросят: мама, что ты наделала?
Прочесть статью в том журнале меня заставил заголовок, кричащий и пугающий: «И тогда Фока закричал: «Спасите брата!» Он стоял под фотографией Маши Шукшиной и наших детей. У меня началась паника: неужели я чего-то не знаю и одному из близнецов грозит опасность?!
Когда стал читать, от сердца отлегло. С Фомой и Фокой все в порядке.
Заголовок — обычная приманка для читателя. А статья... Хорошо, что она стала поводом для Маши провести день с детьми, пусть даже в присутствии журналиста и под прицелом фотокамер. Шукшина рассказала, как они счастливы втроем, что у них загородный дом, вокруг чистый воздух, природа, погода...
Первый же абзац «огорчил до невозможности», как говорил Глеб Жеглов. Оказывается, Шукшина одна растит сыновей, а со страниц разных изданий на нее льются потоки грязи. Дети у Маши будто бы от святого духа. О том, что она лишила меня возможности общаться с мальчишками, в статье ни слова. С мая прошлого года мне не дают нормально видеться с Фомой и Фокой. Наказали за то, что, расставшись с Машей, я позволил рассказать о себе на страницах «Коллекции Каравана историй». Но в тех публикациях нет ни слова лжи.
В них все как есть: правда о том, что стало с моей жизнью после столкновения со звездой по имени Мария Шукшина.
В статье, которую я держал в руках, не было явной лжи, но не было в ней и искренности. В каждой строчке сквозила расчетливая выверенность фраз. Маша тщательно отретушировала детали, создавая новогоднюю лубочную картинку домашнего счастья, для которого ей и детям вполне хватает друг друга. Но все ли так хорошо, как утверждает Маша?
Я вижу сыновей всего два раза в неделю по пятнадцать минут. Когда Фоку и Фому привозят в школу в подготовительный класс. Они выходят с занятий, переодеваются, садятся в машину, машут ручками и уезжают. Все. Няня со мной здоровается. А что ей остается, если я отец детей?
Но нет сомнений: няне даны инструкции поторапливаться, чтобы наше общение было как можно короче. Мальчишки же, завидев меня, бросаются на шею. Они не задают вопросов: «Почему ты к нам не приходишь?» или «Почему вы с мамой больше не вместе?» Они прекрасно все понимают. За те пятнадцать минут, что у нас есть, рассказывают о своих успехах — что Фока нарисовал, а Фома сконструировал. Просят что-то купить. Я никогда точно не знаю, смогу ли увидеть их в следующий раз. Езжу в школу как на работу, откладывая дела, встречи, переговоры. И только одна мысль: привезут — не привезут? Тупо сижу, жду своих детей. Если их нет, начинаю дергаться: а вдруг заболели? Звоню им домой, а на том конце провода, узнав мой голос, вешают трубку...
