Но оно было полностью занято Гелой... В общем, в сумбуре всеобщих влюбленностей наша единственная встреча с Бардуковым так и осталась приятным эпизодом. Я тогда и не представляла, что он станет моим мужем! С Гелой серьезных отношений тоже не возникло. Это все было такое детское. Жизнь нас окончательно развела, когда стали учиться в разных институтах.
Мне тогда хотелось просто «повариться» в театральной атмосфере, в празднике, хотелось петь и танцевать, появляться на сцене в разных образах. И я поступила в ГИТИС, в мастерскую эстрадного искусства под руководством Владимира Назарова. И хочу сказать, что и попела, и потанцевала, все это нам дали, но души там я не нашла. Как только поняла, что у меня все получается, просто перегорела.
Еще в школе я хорошо бегала только на короткие дистанции, а на длинные совсем не могла. Собираюсь, выкладываюсь и выдаю результат. И потом забываю как страшный сон. Так и здесь вышло — отучилась всего полтора года.
Но в Театре Назарова у меня случилась первая большая любовь с Ромой Бабиным — в ту пору двадцатишестилетним певцом и актером театра, выпускником Гнесинского училища. У него был прекрасный тенор. Мы сразу друг в друга влюбились и скоро стали жить вместе, в моей квартире. Это были отношения, полные «телячьих нежностей». В шестнадцать я, конечно, не готова была вот так сразу замуж выйти, но очень этой нежности хотелось.
Где-то в подсознании скреблась мысль: «Мы очень разные». Достаточно было взглянуть на Ромину маму, чтобы это понять. Мама растила его без отца, Рома стал для нее светом в окошке. Она очень гордилась, что сын — певец, что сумел перебраться из Сибири в Москву. Сама она работала уборщицей в парикмахерской и имела на Рому очень большое влияние, с чем я никак не могла смириться.
Мама Ромы считала, что у меня проблемы со вкусом, хотя сама, при том что была полной женщиной, густо красила глаза зелеными тенями. Когда я приходила к ним после занятий по сценическому движению в трикотажных спортивных штанах и растянутой майке, тут же слышала:
— Аня, ну что ты так одеваешься? Почему не носишь юбки? Ты же девочка.
— Не люблю, и я только что с «движка», а там в юбке неудобно.
— Ну, тогда хоть накрасься, что ли... Приведи себя в порядок.
— Зачем краситься, мне же семнадцать лет, со мной и так все в порядке?!
Это, конечно же, мелочи, но из них складывается жизнь. Какие-то вечные правила, опасения «что люди скажут», желание загнать себя в рамки. Я стараюсь жить не так. Хочу постоянно расти, чего-то добиваться. А Рома оказался из тех людей, кто привык держаться за то, что есть. Думаю, это идет от семьи.
«Рома, — затевала я разговор, — неужели тебе не хочется большего? Ты талантище, у тебя роскошный тенор. Все в зале плачут, когда ты поешь, у меня мурашки бегут по коже! Пойдем на кастинг в «Кошки».
Или попробуйся в «Хор Турецкого». Неужели хочешь прожить всю жизнь в обшарпанной квартире в этом Медведково?»
Рома соглашался со мной, но, посоветовавшись с мамой, возвращался уже с другими мыслями: «А вдруг к Турецкому меня не возьмут, а у Назарова все потеряю?»
Так продолжалось полгода, пока однажды я не выдержала: «Рома, ты замечательный, с тобой хорошо, спокойно, но мне хочется большего. Чтобы рядом был настоящий мужчина. Мне даже поддержка не нужна, все сама смогу, но должен быть человек, который пер бы вперед как танк. Мне многого хочется достичь, сделать, прости, я не могу смотреть, как ты сидишь сиднем. Расстаемся, это решено».
