Я написала письмо Мордюковой и получила ужасный ответ. Там была такая фраза: мол, надо еще проверить, Володин ли сын Вася.
Круглый стол накрыт красивой хрустящей скатертью. За ним сидят детишки: человек пять, не меньше. У всех карие блестящие глаза-вишенки, как у меня, и золотистые волосы, как у него. Он тоже здесь с нами, улыбается, хотя заметно устал — пришел с работы, его нужно кормить. Я скорее несу еду на стол и... просыпаюсь.
Мне приснилось счастье. Обыкновенное, женское. Я не раз влюблялась, но искала любовь идеальную, возвышенную, во многом придуманную, вычитанную из книжек.
В пятнадцать лет я впервые снялась в кино: в курсовой работе студента ВГИКа Эльера Ишмухамедова по рассказу Александра Грина «Новогодний праздник отца и маленькой дочери» — и стала зачитываться его романами. Помню, Леня Куравлев, партнер по фильму «Вий», говорил: «Ненавижу Грина! Потому что он обманщик. Такой любви не бы-ва-ет!»
Верить в это не хотелось. Но Леня, увы, оказался прав. Пойму я это много позже. Пройдя через потери и разочарования, напишу в своих стихах:
Я — птица Феникс, я из пепла возрождаюсь,
Я не боюсь любви,
хотя я знаю,
Что ей не суждено
Быть вечной и счастливой...
Но в юности верится в то, что горькое тебя не коснется.
Я была молодая, романтичная и влюбчивая цирковая артистка, играющая на концертино, танцующая с кастаньетами, балансирующая в балетной пачке и на пуантах. В своем цирковом номере я сидела на стульчике на качающейся под самым куполом трапеции, как мистер Икс, исполняла «Осеннюю песнь» Чайковского и испытывала счастье от удивительного чувства полета.
С этим номером я выпустилась из циркового училища и начала колесить по стране. Судьба привела меня в Одессу. Я попала в программу, где работал великий клоун Леонид Енгибаров, который сразу попросил меня участвовать в одной из его реприз — лирической «Сценке в парке». Жаль, что молодое поколение сегодня почти не знает, кто такой Енгибаров. А он был уникальным, гениальным клоуном, в равной степени владевшим гимнастикой, эквилибристикой, акробатикой, жонглированием, пантомимой, актерским мастерством. Клоун-трагик, клоун-лирик. Леня пытался за мной немножко ухаживать: провожал из цирка до гостиницы, дарил цветы, читал стихи Бодлера и Элюара. Енгибарову в то время было тридцать, объективно — молодой мужчина. Конечно, в него моментально влюблялись женщины. Но мне, восемнадцатилетней дурочке, он казался слишком взрослым, почти старым.
При всей своей влюбчивости я долго оставалась инфантильным домашним ребенком.
Я обходила стороной статусных поклонников, поэтому не получала на дни рождения ни колечек с бриллиантами, ни ключей от квартир. Как-то сидели в Краснопресненских банях с коллегой по Театру имени Станиславского актрисой Милой Поляковой.
— Я всю жизнь считала, что есть «волосатая рука», которая тебе помогает, — призналась она.
— Это почему же?
— Ты ходила всегда так: спинка ровненькая, шейка пряменькая и взгляд как у баловня судьбы.
