Она хохочет:
— Мама, как же ты похоже показала!
Наступил момент, когда я вынуждена была рассказать, что обратилась в суд, потому что у нас с отцом сложные отношения. Полина тут же пожаловалась, что он ее часто наказывает, не пускает в школу, оставляя дома «под арестом». Я пообещала: «Потерпи, скоро все наладится».
Судебные заседания оказались похожи на низкопробный спектакль. Андрей чувствовал себя очень спокойно, как будто заранее знал вердикт. Сидел, развалившись, рядом с двумя своими адвокатами и жевал жвачку.
Он очень грамотно подготовился к процессу. Каким-то образом убедил своих друзей, с которыми я не виделась уже много лет, чтобы они дали показания в его пользу.
То, что они говорили, было сплошным враньем. У меня просто волосы вставали дыбом. Оказывается, я — невменяемая. Нападала на людей с ножом и даже пыталась выброситься из окна. В последний момент меня поймали за лодыжки. Еще, когда Полина родилась, я, оказывается, примеряла детский чепчик и бесновалась от того, что он мне не впору. Ничего себе воображение у того, кто все это сочинил!
Давала показания и новая жена Андрея, совсем юная девушка. Настя, как и Бондарь, из Белоруссии, дочка его знакомых. Я знала ее. По молодости Настя еще не привыкла легко врать. Когда и она начала говорить то, чему ее научили, я спросила только: «Настя, что ты делаешь?» Она стала вся пунцовая и не смела не то что ответить, даже взглянуть на меня.
Судья же, по-моему, был занят вовсе не поиском истины.
Куда больше его забавляло, что судится артистка, которую он накануне видел по телевизору и она его рассмешила. Он даже не пытался скрывать своего любопытства. Как так можно? Ведь я же пришла к нему за помощью...
На фоне показаний свидетелей Андрея речи моих друзей выглядели блекло. В отличие от него я специальной работы с ними не проводила. Не смогла в красках описать, как Андрей надо мной издевался. Сказала только: руку иногда на меня поднимал. Они так и говорили: да, ссорилась с мужем, иногда даже от него уходила.
Я совершила тогда непростительную глупость. Боялась опозориться перед коллегами, а в результате потеряла ребенка.
Все это ложный стыд. Да если человек, считающий себя интеллигентом, бьет жену, об этом должны знать все! Об этом кричать надо. Но это я сейчас так думаю, а тогда Андрей, хорошо меня зная, просто воспользовался моей скрытностью.
Я принесла письмо из театра, подписанное Василием Лановым, Владимиром Вдовиченковым, Владимиром Симоновым, Машей Ароновой, Евгением Князевым, Максимом Сухановым и другими известными актерами. В нем была характеристика актрисы Ольги Тумайкиной и просьба разобраться по справедливости. Судья отказался приобщить к делу этот документ, пошел на поводу у адвокатов Андрея: «А где эти люди? Мы их тут не видим и сомневаемся в подлинности подписей».
Письмо приняли во внимание только после того, как его подписал директор театра и поставил печать.
На последнее слушание привезли Полину. В коридоре она бросилась к моей маме: «Бабушка, я скажу, что хочу жить с тобой и мамой». Но когда судья стал ее спрашивать, с кем она хочет остаться, растерялась, стала испуганно оглядываться на отца. В конце концов сказала чужую, явно навязанную ей фразу: «Мне комфортно с папой». И совсем по-детски прибавила от себя: «Но я бы хотела жить и с мамой».
Бедная моя девочка!
В зале сидела Моника, психолог Полины. Ее нанял Андрей, хотя по закону на это требуется согласие обоих родителей. Я узнала, что Моника приехала из Казахстана и работала раньше в модельном агентстве, занималась кастингами.
Потом была руководителем дома культуры — и вдруг заделалась детским психологом! О чем она говорила с Полиной, что ей внушала — неизвестно, но здоровая, веселая одиннадцатилетняя девочка теперь была бледна, не могла четко формулировать мысли, и у нее было такое страдальческое выражение лица...
Все шло к тому, что я — мать-ехидна, а Андрей — отец-мученик. И в марте 2008 года суд вынес решение: отказать в моих исковых требованиях и определить место проживания Полины у отца. Меня не лишили родительских прав, но и не определили время общения с дочкой.
Я сказала Андрею:
— Знаешь, за что ты меня так ненавидишь?
— Ну, и за что?
— За то, что только я знаю, кто ты на самом деле.
Он ухмыльнулся и говорит:
— Да, ты права.
Но этого же никто больше не знает. А ты знай себе на здоровье. Куда ты с этим знанием пойдешь?
Я пошла в суд — подала апелляцию. Но тут меня ждал сюрприз. Мне объяснили, что необходимо будет провести психиатрическую экспертизу ребенка, чтобы убедить судью, что у меня с дочкой хорошие отношения. Когда рассказали подробности этой процедуры, я испугалась. Полина и так измучена, а тут чужие, равнодушные люди будут задавать вопросы и еще больше травмировать ее.
