В 1909-м, приняв крещение и став из Роберта Романом, Фальк обвенчался с Лизой Потехиной. Впрочем, друзья и родные называли его по-прежнему — Роби. Так же стала звать и Геля.
Когда болезнь немного отпускала, она поднималась с тахтушки, пыталась наводить уют. Из освобожденных от картин «парижских ящиков» старичок-столяр, знакомый по работе в ЦДХВД, сколотил шкафчики для книг и посуды, приноровив их высоту к неровному, с балками и нишами пространству мастерской. На одной из длинных стен прибил особую полку из толстой доски, куда Геля составила реквизит для натюрмортов. Вернувшийся из поездки Фальк одобрительно покивал.
«Кухню» тоже усовершенствовала — купила новый примус и несколько фаянсовых чашек.
— А это-то зачем? — удивился он.
— Роби, ну придут же к нам гости. Как они будут чай пить из одной чашки?
— По очереди, — недоуменно пожал плечами Фальк.
Геля лишь руками развела...
Ее собственное отрочество, прошедшее среди вихря Гражданской войны, поневоле выучило Ангелину «летать над трудностями жизни», как говаривала мама. Как в заставленной мебелью красного дерева, завешенной плюшевыми занавесями и переполненной безделушками квартире московского присяжного поверенного, проводившего лето на европейских курортах, вырос этот аскет, она решительно не понимала. Однако факт оставался фактом: быта Роберт Рафаилович чудесным образом умел не замечать. Как-то признался Геле, что в детстве самым уютным уголком в родительском доме считал отгороженную от кухни ситцевой занавеской «спаленку» кухарки, где таились настоящие сокровища: яркое лоскутное одеяло и фанерный сундучок с крышкой, оклеенной изнутри лубочными картинками, открытками и фантиками.
Еще в молодости став вегетарианцем, Фальк и в еде не любил излишеств, что, впрочем, ничуть не мешало ему встречать каждую снятую Гелей с примуса кастрюльку с гречкой или картошкой громким возгласом: «Ну, вот и картошечка! Сейчас будем есть, пить и веселиться».
Иногда на вечернее картофельное «веселье» заглядывали гости. Чаще других соседи — Василий Рождественский и Александр Куприн, чьи мастерские находились ниже, в длинном и темном, пахнущем кошками коридоре. Оба были дружны с Фальком с тех незапамятных времен, когда молодыми и ражими вместе с другими однокашниками и приятелями — Петром Кончаловским, Михаилом Ларионовым, Аристархом Лентуловым, Ильей Машковым, Натальей Гончаровой — устроили под Рождество 1910 года на Воздвиженке, в доме Экономического общества офицеров, ошеломительную по своей художественной наглости выставку общества «Бубновый валет», опрокинувшую авторитеты не только реалистической живописи, но и совсем еще недавно казавшегося весьма современным модерна.
