Одним из первых появился в студии под крышей худощавый нервный молодой человек — Валерий, сын Фалька от студенческой любви с художницей Елизаветой Потехиной.
По рождению Роберт был москвичом, старшим сыном присяжного поверенного и заядлого шахматиста Рафаила Александровича Фалька. Несмотря на еврейские корни, идиша в доме не знали, говорили почти исключительно по-немецки, учиться сына отдали в престижную Петер-Пауль-шуле при лютеранском приходе, да и национальных традиций тоже почти не придерживались. И хотя университет или консерваторию, куда одно время усердно готовился неплохо игравший на рояле Роберт, почитали все же больше, чем Московское училище живописи, ваяния и зодчества, становиться на пути сына, страстно желавшего стать не музыкантом, а художником, отец посчитал неразумным. Там, в училище, в 1905 году девятнадцатилетний Роберт и познакомился с Лизой Потехиной, учившейся в мастерской неразлучных друзей — Константина Коровина и Валентина Серова, которых развеселые студенты прозвали «Коров и Серовин».
Лиза была тремя годами старше и ко всему в жизни относилась всерьез. От мальчишеских шалостей Роби, на первый взгляд казавшегося спокойным и рассудительным, порой приходила в ужас. Вопреки строгому запрету на выставки вне стен училища он мог, перевернув наоборот собственное имя и сделавшись из Роберта Фалька Клафом Требором, пристроить свои картины на вернисаж где-то в Рязани. Выручив несколько червонцев за проданное полотно, страстно возмечтать о путешествии в Италию или подбить однокашников на бунт против авторитарного тона профессора Леонида Пастернака. Но чем более мальчишескими казались этой серьезной девушке поступки высокого сероглазого парня, тем сильнее ее влекло к нему.
«Смешно вспоминать, но по сути она сама сделала мне предложение. Мы с однокурсниками в то лето гостили в Прокунино, в имении у Лизиных родных. Роман наш был уже в разгаре, но я никак не мог ни на что решиться. Наверное, из самолюбия — боялся отказа, если не от самой Лизы, то уж точно от ее родителей. В конце концов она однажды утром увела меня на прогулку, а когда мы оказались на берегу пруда, достала из сумочки револьвер и заявила: «Если вы, Роби, немедленно не сделаете мне официальное предложение и не пообещаете принять крещение и православную веру, я вас убью». Ну что мне оставалось делать? Отобрал револьвер и тем же вечером пошел к ее родителям, заявив, что если не согласятся на наш брак, я застрелюсь у них на глазах. Они, конечно же, тоже согласились. Так что револьвер в тот день сыграл свою роль дважды», — смеясь, вспоминал он.
