В Интернете ходила идиотская сплетня о том, что известный актер и режиссер — отец моего сына. Запустила ее Леонтьева. Как-то я танцевала с Меньшовым, а Валентина Михайловна и говорит ему: «Танцуй-танцуй, а у тебя ведь сын растет, по пьянке-то и не помнишь. И внучка у Люси — копия ты».
Она знала, что Меньшов приезжал в Тамбов, когда мне было двадцать лет, и за роль Алиман в спектакле по повести Чингиза Айтматова «Материнское поле» вручал мне диплом первой степени. Леонтьева пошутила, журналисты подхватили и до сих пор не дают нам покоя.
— Володя, я на них в суд подам, — не выдержав, сказала Меньшову.
— Еще больше шумиха начнется, лучше промолчи.
И я не стала связываться... Но вернусь к рассказу про Александра Шалвовича.
Если подумать, незавидная судьба досталась Пороховщикову под конец жизни. Сначала ухаживал за матерью, так и не оправившейся после травмы. Потом слег отчим. Когда и его не стало, Пороховщиков заботился об Ирочкиной матери — лежачей больной. Белье ей сам перестилал. А о нем позаботиться было некому.
— Шалвович, — спрашивала я, — у тебя, когда ты ездил по заграницам, женщины были?
— Были.
— А дети есть?
— Может, где-нибудь и есть.
Если бы были, они как воронье после его смерти налетели бы делить наследство. Хотя счетов в банках Пороховщиков не оставил. Он мечтал открыть с другом Гиви бензоколонку. Шутил: «Люда, мы с тобой поедем на кинофестиваль в Париж и столько тебе шляп накупим!»
Но разве у нас в столице выгорит такое дело... Все осталось проектами. Шура надеялся отреставрировать особняк в Староконюшенном переулке, несмотря на то что дом этот был неблагополучным. Ирочка говорила: «Он нас погубит!» — боялась оставаться ночевать одна. Шалвович рассказывал, что видел там призраков — дам в кринолинах, мужчин во фраках. Они подошли к нему, спящему на диване, и сказали: «Это наш потомок».
Пороховщиков дружил со Святославом Федоровым. В Тамбове находится филиал его клиники, куда он полетел на вертолете и на обратном пути разбился. Звал с собой Шуру, а тому предложили хорошие деньги за выступление в Волгограде, он и отказался. А раньше часто летал с Федоровым. «Чуть в штаны не наложил однажды! — рассказывал Пороховщиков. — Святослав бросил штурвал и ушел в пике, крикнув: «Пролетим над моей могилкой?!»