Однажды мне случайно попалась книжка, где было написано, что Девы и Близнецы не просто не могут вместе существовать, а при встрече должны бежать сломя голову в разные стороны! Мы с Валерой эти прогнозы не оправдали и прожили вместе почти 40 лет. Поэтому к астрологии я всегда относилась с некоторым недоверием…
Хотя должна признать, Валера — действительно типичный Близнец. Он всю жизнь старался угодить нашим и вашим, сделать так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты.
А жить на две семьи — в его случае даже необходимость!
Молоденькой девушкой я была чувствительной на грани патологии. Могла заплакать от любой мелочи: толкнет кто-то в метро или в магазине нахамит... Всю молодость слезами умывалась. Это был какой-то роковой плач, казалось, будто я свою будущую судьбу оплакиваю. А вот теперь, видно, все слезы уже выплакала…
А еще со временем я научилась терпеть, чего-чего, а этого мне выпало в жизни в полной мере. Даже слишком…
Мы встретились с Золотухиным не молодыми наивными идиотами — за плечами у обоих были мужья и жены, у него — сын, у меня — маленькая дочь. Смешно, но тут я Золотухина обогнала: дважды до него замужем побывала, если фиктивный брак посчитать.
И никогда, как, наверное, все девчонки, не мечтала о свадьбе.
Училась в музыкальном училище, в голове только музыка, музыка, музыка... Но так сложилось, что всю жизнь прожила, будучи замужем. Раз, второй и третий…
Я всегда была белой вороной. Наверное, все оттого, что выросла в неполной семье — у меня никогда не было отца. Помню, как наш маленький Сережа тянул ручки к Золотухину и лепетал: «Папа, папа…» Мне было так странно это слышать. Я ведь этих слов в жизни ни разу не произносила…
Мало того, я никогда не виделась с отцом, у меня даже его фотографии нет. Он родом из Львова, там и я родилась. Его польская семья была с гонором и маму мою, простую деревенскую девушку, не приняла.
И она со мной на руках вскоре уехала. После войны очень многие были матерями-одиночками. И никто из детей не чувствовал себя обделенным. Мама работала лаборантом на химзаводе в три смены, а я мыкалась по круглосуточным яслям и садикам. Помню, как мама все время штопала свою одежду, с кислотами ведь возилась. Трудно ей приходилось. Но она все равно отдала меня в музыкальную школу, потому что папа был музыкантом.
В Тульском музыкальном училище я училась по классу скрипки и жила на съемной квартире. Там, в Туле, и вышла первый раз замуж. Мое замужество было какое-то странное. Дмитрий Воробьев преподавал в нашем музыкальном училище, он был пианистом. Несмотря на свою молодость, он очень много дал мне в интеллектуальном развитии.
Но я никогда Диму не любила, он, скажем так, был мне интересен.
Мы поженились, потому что вместе собирались поступать в консерваторию в Ленинграде. Я человек несемейный. Канарейки, собаки, кастрюли — словом, быт для меня был очень далекой темой. Это просто такая черта характера. Я как перекати-поле: ни кола ни двора, ни домашнего очага.
Как молодую семейную пару нас поселили в консерваторском общежитии в комнатке на двоих. Так мы жили два года, пока я не начиталась Достоевского и вдруг не спросила себя: «Тварь ли я дрожащая, или могу все бросить?!» И сама же ответила: «Могу, и никто мне не запретит!» Прямо как Раскольников. Только он старушку пришил, а я и мужа бросила, и консерваторию!
