Денис, их с Шацкой сын, служит в церкви при кладбище, у него крошечная зарплата.
Да Валера и не умел отдыхать. Не могу представить, чтобы он на лежаке у моря целыми днями валялся. Для него это дикость! У него всегда работа. Он отдыхал на гастролях. А гастролей было много…
Моя с ним жизнь протекала в вечном ожидании. Когда он вернется из театра… Когда приедет с гастролей… Когда придет от Вани и Линдт…
Ждешь, ждешь, а он еще и не придет вовсе. И даже не знаешь, где он. Помню, однажды (это было задолго до Линдт) заявился домой… без носков. «А я не знаю, где носки», — и растерянно руки разводит. И смех и грех! Что ж, я проглотила и это, и мы жили как прежде.
Конечно, у нас бывали скандалы и ссоры. Но Золотухин совершенно неконфликтный человек и всегда старался избежать скандалов. Но если все-таки заводили, то говорил такое, от чего я сразу же начинала хохотать. «А ты? — и начинал, как маленький ребенок, вспоминать мои «прегрешения»: — А помнишь, как ты то-то и то-то…» Все это выглядело так глупо, что я только рот открывала. На этом скандал и заканчивался. А если мы ссорились по какому-то серьезному поводу, он просто уходил от разговора.
— Не надо… не надо никаких выяснений…
— Ну мы же люди. Почему, в конце концов, об этом не поговорить?!
— Прошу тебя…
Все разговоры на тему: «Как ты можешь жить на две семьи?»
заканчивались его словами: «Я тебя люблю. Это навсегда!»
Все время, помню, просил прощения: «Я виноват. Прости». Правда, при этом не добавлял: «Я больше никогда не буду».
Слово «любовь» уже не подходило к нам. Мы были просто два родных человека. Вот и все. Но, оказалось, я была очень ревнивой и не могла понять: если я его не люблю, почему ревную?
Он часто повторял: «Ты мне помогаешь, ты мне помогаешь». Как я помогала? Не знаю… Я была в курсе его творческих дел, но в последнее время творчества, как такового, уже не было. Я видела, что директорство ему очень тяжело давалось, ему бы на сцене еще поиграть… О конфликтах в театре он что-то говорил, но я все время отмахивалась.
Зачем мне это надо? Я — полный ноль в закулисных интригах и бесконечных группировках против кого-то.
Да и Театр на Таганке так и остался мне чужим, ни с кем там не подружилась. Из всех женщин Золотухина только Нина Шацкая, признанная красавица, мне нравилась. Мы с ней вот уже три года подряд вместе встречаем Новый год.
Когда мы только переехали жить на Таганку, мне очень хотелось с ней познакомиться. Живем через два двора. А что нам делить? Несколько раз, когда мы возвращались домой после встречи Нового года, я предлагала Валере: «Давай заедем к Нине?» Но Денис нас отговаривал: «Мама пока не хочет. Не надо, не надо…» А потом она вдруг сама нас в гости пригласила.
Мы сразу же кинулись друг другу на шею и все никак не могли наговориться. Золотухин рядом сидит, а мы с Ниной болтаем, как две старые подружки. Нина мне очень нравится, она не расчетливая, безбашенная дурында. Денис очень на нее похож, отцовского у него ничего нет.
А вот с Линдт, я уверена, не буду Новый год встречать…
Я до сих пор про нее ничего не знаю. И немножко побаиваюсь почему-то… Рядом с Ириной чувствую себя глупой молодой дурочкой. Не представляю ее смеющейся, плачущей. Она какая-то без эмоций. Железная!
Мы только на время болезни Золотухина объединились. Горе ведь людей сближает… Помню, перед Новым годом Валера постоянно выпивал и никуда не выходил из дома.
Ему даже бумаги на подпись привозили. Он все время искал спиртное на кухне. «Валер, да нет у нас ничего», — урезонивала я его. Шофер каждый раз привозил ему шампанское. Валера отменил выступление, не поехал на съемки в Киев. Меня это насторожило — так на него не похоже. Даже не пошел со мной отмечать Новый год к Нине Шацкой. На него, помню, все обиделись — ведь в кои веки внуки собрались на елку.
По давно заведенной традиции мы с ним встречаем Новый год вместе, а первого января он едет к Линдт с Ваней. Так было и на этот раз, только 2 января его привезли в чужой куртке и пьяного. После 10 января он все-таки собрался и поехал в Киев. Из поезда позвонил: «Все в порядке». Но из гостиницы, как было у нас заведено, звонка не было.
