«Лолита Милявская — большая драматическая актриса. Она никогда не теряется, это вам не какие-то «поющие трусы». Все эти скандалы с ее свадьбами и разводами здесь ей только на руку. Вот поэтому я снова сделал ее невестой», — рассказывает режиссер и художественный руководитель театра «Модерн» Юрий Грымов.
— Юрий Вячеславович, вас считают настоящим экспертом в кино. Как вы относитесь, например, к такой современной тенденции, что режиссеры предлагают роли одним и тем же актерам — Александру Петрову, Милошу Биковичу?
— Нормально. Но мне этих актеров чисто по-человечески жалко. Их, по большому счету, используют, они не развиваются. Их «отрабатывают», и дай бог, чтобы это было долго. Помню, Александр Балуев, мой друг и большой артист, в какой-то момент вдруг начал сниматься в сериалах. Я говорю: «Саш, ну зачем ты это делаешь?» — «Надо же как-то зарабатывать». Раньше такого не было. Двадцать лет назад уважающий себя актер, например, не снимался в рекламе. По крайней мере, крайне редко. А сегодня это нормальная практика. Потому что это быстрые деньги. Раньше была большая дистанция между кино и сериалом. Артист класса А, который снимался в полном метре, не шел в сериал. Теперь же проектов должного уровня почти не осталось. Все стремительно поменялось. Помните, как пел Виктор Цой? «Я знал, что будет плохо, Но не знал, что так скоро». Вот теми же словами я могу сказать про кинематограф. Раньше у меня были на него большие надежды. Я за авторское кино — не путайте с непонятным форматом «артхаус». Авторское — это Георгий Данелия, Эльдар Рязанов — режиссеры, у которых есть своя позиция. Когда я снимал фильмы, я тоже старался показывать именно свою позицию. Теперь я делаю это в театре. Здесь я могу высказываться. Понимаете, в чем дело... В театре, как в кино, не работают маркетинговые законы. Вот вы сейчас напишете про «Модерн», и это очень хорошо, что кто-то услышит это слово. Конечно, он не сразу побежит за билетом, но ему будет легче разобраться с тем, что происходит в театре. Заочно познакомиться. В свое время я занимался вином в Испании. В какой-то момент я этот бизнес закрыл, поняв, что это невыгодно и я разрываюсь. Вот представьте: если я вам буду рассказывать про какое-то вино, это же не значит, что вы его полюбите? Что вам надо сделать?
— Попробовать, я же его не пробовала.
— Вот именно, так же и в театре. Вы должны попробовать. Прийти к нам в театр и понять, что это — ваше. Слава богу, сейчас у «Модерна», несмотря на обстоятельства этого года, есть свой круг постоянных зрителей, они приезжают к нам на спектакли даже из Самары, из Питера.
— Даже так?
— Да, я сам удивлен. Это люди не ленивые, они молодцы, у них активная жизненная позиция. Надо же собраться, доехать до Москвы, переночевать в отеле, хорошо, что у нас тут рядом как раз есть. В общем, серьезно подходят к делу. Театр — это все-таки интимная встреча, не кино, где ты будешь есть попкорн в зале, пить пиво. Я не люблю, когда во время спектакля хлопают: значит, я его плохо поставил. Все аплодисменты — они могут быть в конце. А в середине постановки я стараюсь создать некий особый мир, куда погружаю не только актеров, но и зрителей. Вы же не будете хлопать в ладоши, заглядывая к кому-то в окно?
— Недавно актрисой вашего театра неожиданно стала Лолита Милявская. Как это произошло?
— Она давняя наша поклонница, причем всегда покупает билет. Как-то она пришла после спектакля сюда, ко мне в кабинет, а я говорю: «Лолит, у нас скоро будет новая премьера, приходи, для своих есть определенный резерв». На что она ответила: «Нет, спасибо, я способна сама заплатить за билет». С удовольствием скажу, что так же поступают 80 процентов моих знакомых. Они понимают одну важную вещь. Помимо моей работы, есть еще работа других артистов, технического персонала, уборщицы, в конце концов. Всех надо обеспечивать, а ведь театры не живут на бюджетные средства, они живут именно на то, что приносит в кассу зритель.
— Юрий Вячеславович, вернемся к интересной истории с Лолитой — она была зрителем, а стала артисткой театра. Как это случилось?
— Она играет в постановке «Женитьба». Обычно я довольно быстро ставлю спектакль, а в этом случае как-то долго крутил в голове, что, кто… И вдруг у меня появляется мысль, что идеальная гоголевская Агафья Тихоновна — Лолита. Я имею в виду возраст, я имею в виду ее харизму, ее характер. Она никогда не теряется, это вам не какие-то «поющие трусы». Все эти скандалы с ее свадьбами и разводами в ее случае только на руку. Представляете, она опять сыграет невесту? Конечно, и я, и Лола относимся к этой истории иронично. Во время репетиционного периода она очень нервничала. Переживала, будет ли соответствовать уровню актеров «Модерна». Я старался ее уберечь от этих переживаний, потому что был уверен, что все получится замечательно. Но после первой же репетиции журналисты написали, что Милявская находится в предынфарктном состоянии — так она сама сказала... Ну ничего, в результате все сложилось.
— Лолита Милявская — человек из шоу-бизнеса, у руля которого вы, как режиссер и клипмейкер, стояли в 90-х. Как вы оцениваете его состояние сейчас?
— Конечно, тогда все было иначе. Был рок, был поп, был джаз и так далее. Все активно развивалось. Зрители хотели платить за Цоя (это было немного раньше), за «Машину времени», за «Кабаре-дуэт «Академия», за Аллу Пугачеву. Все эти люди собирали стадионы! А потом все начало стремительно разрушаться. Потому что артисты перешли грань доступности, а со зрителем все-таки нужно держать дистанцию. Я считаю большой ошибкой, что многие в то время стали выступать в клубах. Ох уж это красивое слово «клуб»! В 90-х было не очень круто, если ты работал в ресторане. Клуб — то же самое. Потом пошло дальше. Все поняли, что еще легче и больше можно заработать на корпоративах, на днях рождения, на свадьбах и так далее. Артисты перестали этим брезговать.
— Кто первым начал работать на корпоративах?
— Сейчас уже не вспомню, да все. Мировой шоу-бизнес тоже этим грешит. И Элтон Джон, и Робби Уильямс, они все это делают. Вот эта доступность, то, что ты становишься своим, — первая ошибка. Вторая — в том, что в какой-то момент появились музыкальные телеканалы, продюсеры которых стали брать с исполнителей деньги за то, чтобы крутились их клипы. Да почти все брали... Жадность не имеет границ. Тогда стали появляться эти «сисипопочные» группы, звездами становились чьи-то дочки, жены. В принципе, я отношусь к этому нормально, но всегда непонятно, когда кто-то платит деньги за эти эфиры. Помню, как папа Алсу попросил меня сделать ее звездой. Спросил: «Так можно?» Я говорю: «Да». Мне это было интересно, я сделал ей образ в клипах «Зимний сон», «Иногда», я формировал имидж. Так же было с Витасом, которому я придумал все эти жабры, и он «взлетел».
— Говорят, Алсу в то время была не слишком покладистой.
— Она была единственной певицей, которая никогда не говорила спасибо. Ее привозили на съемочную площадку и увозили. Она никогда не благодарила, ни за один из четырех клипов, которые я для нее снял... Но она была тогда совсем маленькой девочкой, мало что понимала. Мне было ее немножко жаль.
— В первом клипе Алсу «Зимний сон» снимались Елена Яковлева и Сергей Маковецкий — это благодаря вашим личным связям?
— Да, наверное, так. Я же не снимал видеоклипы, я же не снимал крупным планом поющую девочку. Я делал микрофильмы. В них приходили актеры, я приглашал своих друзей. У меня была возможность финансово их поддержать, и я это делал.
— Примерно в то же время вы работали с Аллой Пугачевой. Какие впечатления от сотрудничества?
— У Аллы Борисовны сложная, большая судьба. Я ей делал видеоклип «Сильная женщина плачет у окна», и больше ничего. Наверное, ей больше и не надо было. Сегодня она, конечно, такая королева. Знаете, вот в Англии тоже есть королева, и все про нее пишут: туда уехала, сюда приехала, внука женила, с собачкой погуляла. А у нас такая — Пугачева. Нам ведь всегда нужно иметь своих королев… В шоу-бизнесе вообще предпочитают интересно себя называть: «примадонна», «императрица», «король».
— А «король» у нас кто?
— Филипп Киркоров, конечно. Сергей Зверев тоже пытался, кажется, претендовать. Забавно, что они сами так себя называют, а не мы, зрители. В театре тоже такое случается, когда режиссер говорит: «Я модный театральный режиссер». Так что я отношусь к этому нормально.
— Другая ваша коллега, Рената Литвинова, гораздо менее словоохотлива. Как вы считаете, такая закрытость — более правильный для артистки путь?
— Литвинова снималась у меня в рекламном ролике давно-давно. Она интересная девушка, яркая. Конечно, раньше Рената была другой, совсем не такой, как сейчас. Теперь она такая немножко придуманная, воздушная, с придыханием. Хотя все это, конечно, игра. Раньше она была совершенно другим человеком, иронично относилась к себе. А со временем стала вот такой — но, наверное, это и неплохо. Это образ, в котором она живет. Именно та дистанция, которая всегда и привлекает зрителя.
— А это не слишком большая дистанция?
— Нет, что надо. Слушайте, у нас сейчас все такие душевные, честные, пьяные. Сколько судебных процессов идет ужасных. Это стыдно и страшно. Вот — отсутствие дистанции, понимаете, уничтожение личности. А Рената — актриса в таком красивом, романтическом образе. Ну да, она «спит в красной помаде», но ей же это идет!
— Юрий Вячеславович, вы, как худрук «Модерна», общаетесь с руководителями других театров?
— Я вхожу в Совет художественных руководителей театров Москвы, у нас там, по-моему, 12 худруков, а в Москве 82 государственных театра. Есть люди, с которыми я общаюсь, мы перезваниваемся. Есть люди, с которыми мы шапочно знакомы, мы знаем друг про друга, но не ходим друг к другу в театр. У меня очень хорошие отношения с Ирой Апексимовой, она возглавляет «Театр на Таганке», с Терезой Дуровой, возглавляющей Театриум на Серпуховке. Я хожу в театр, но не чувствую, что существует это сообщество. Меня это беспокоит, потому что, если не заниматься отраслью серьезно, может произойти то же, что с кино. Все может разрушиться. Надеюсь, этого не произойдет.
— В течение последнего года-двух во многих театрах, например, в МХТ имени Чехова, в «Современнике», сменилось руководство, а после оттуда ушли многие актеры. Как это расценивать — бунт на корабле?
— Есть негласное правило: театр живет десять лет. После этого срока нужны огромные усилия для того, чтобы сохранить все, что в этом театре есть. По большому счету, никакой преемственности не существует. Приход нового художественного руководителя — это новая жизнь, а далеко не многие артисты с этим соглашаются. Театр — это все-таки не завод, не фабрика. Хотя, вы тоже знаете, если на фабрику придет плохой директор, она может загнуться. Хорошо, когда появляется новый худрук со своей позицией, со своими решениями, которые не идут вразрез с предыдущей жизнью. Но так почему-то нечасто бывает. Я столкнулся с этим, когда пришел в «Модерн» три с лишним года назад. Ставил новые спектакли, параллельно «разгребал» бухгалтерию, доставшуюся мне по наследству. Оплачивал долги бывшего руководства. Смена начальства в театре — всегда сложный процесс. А актеры уходят отчасти потому, что, оказавшись под крылом нового руководства, не выдерживают конкуренции. Проектов много, режиссеров и артистов — тысячи, жизнь бурлит. Кому что-то не нравится — бунтует. Это нормально, ведь любому актеру, так же как и зрителю, надо просто найти свой театр.
Мне смешно слушать, когда кто-то по телевизору говорит: «Вот в Лондоне театральная жизнь бьет ключом!» Да нет ее там! А зато в России — есть. В каждом провинциальном городе есть два или три театра — драматические, детские, музыкальные. В Москве их почти двести. В свое время Тарковский, мой любимый режиссер, говорил, что надо обязательно снижать себестоимость кинопроизводства, потому что режиссер не свободен. Кинопроизводство очень дорого, театр в этом смысле гораздо дешевле и быстрее. Поэтому будущее за ним.
— Почему вы все-таки так разочаровались в кинематографе?
— Кинематограф был моей настоящей любовью, но сейчас, как мне кажется, он стагнирует. Уже нет такого понятия, как индустрия кино. Индустрия — это когда выходит 200 картин в год. А мы сейчас снимаем в лучшем случае 90. Я уже не говорю про качество этих фильмов. Есть плохие, есть очень плохие. Например, такие патриотические проекты, как «Т-34», — на мой взгляд, это просто преступление. Нельзя фильмы о войне снимать в приключенческом жанре. Не может снаряд летать художественно и красиво, он может убивать людей. Я воспитан на советских фильмах о войне, поэтому для меня это очень важный момент. Чтобы не быть голословным и не критиковать просто так, я ставлю спектакль о войне в своем театре «Модерн». Постановка называется «Человек с глазами Моцарта».
— Насколько сложно в театре передать военную атмосферу? Тут ведь графики не нарисуешь…
— Да, здесь гораздо сложнее и интереснее, потому что театр сохранил художественность. Кино это отторгает, там везде одинаково, везде похоже. А в театр зритель не придет, если ты не создал что-то оригинальное. В кино же, в военном фильме, вам будут показывать, как сжигают целые деревни, а страшно не будет. Но ведь должно быть — как это было в фильмах «...А зори здесь тихие», «В бой идут одни «старики». Война — это очень страшно, это не приключение.
— Как вы относитесь к ремейкам? Их стали снимать довольно часто. Один из самых известных — фильм Рената Давлетьярова «А зори здесь тихие...»
— Это катастрофа и позор — если относиться к кино как к искусству. А вот если как к бизнесу, то, конечно, можно хорошо заработать и куш сорвать. Я так не люблю.
— Когда последний раз вы были в кинотеатре?
— Я давно не хожу в кино. Бываю, конечно, на каких-то премьерах, но вообще не люблю сидеть в зале, который чавкает, пахнет попкорном, не люблю, когда люди говорят по телефону, когда часто выходят в туалет. Они напьются и наедятся, поэтому им обязательно надо в туалет, вот хотя бы поэтому я не хочу в кинотеатр. Смотрю кино дома на большом экране. У меня, к счастью, была возможность построить небольшой кинотеатр. Раньше я старался следить за всеми российскими новинками, а сейчас не трачу на это время, я уже все понял.
