Василий Конов: «Не надо заставлять женщину любить футбол»

«Чтобы подстегнуть интерес к спорту, нам нужно научиться продавать, в хорошем смысле этого слова, спортсмена аудитории. То, что получалось раньше с фигурным катанием, а сейчас получается с футболом, с UFC. Сегодняшние звезды единоборств и ста метров не пройдут без фотографий и автографов», — рассказывает Василий Конов, тележурналист, заместитель генерального продюсера «Матч ТВ», накануне дня рождения канала.

— Василий, в ноябре «Матч ТВ» исполнится девять лет. Как должен завершиться этот год, чтобы вы сказали: «На канале все супер!»?

— Знаете, в принципе, уже сейчас можно сказать, что все супер, потому что мы приобрели права на трансляцию чемпионата Испании сразу на семь лет. Это, я считаю, очень важное достижение, особенно в текущей ситуации. Мы показали Паралимпийские игры, у нас фантастические трансляции центральных матчей по футболу. «Матч ТВ» на уровне самых высоких мировых стандартов показывает легкую атлетику, биатлон и лыжи. Это очень профессиональные бригады, огромное количество техники. Sportbox — сайт, который входит в наше семейство цифровых ресурсов, — в июле и августе занимал первые места в спортивном сегменте в стране по аудитории во многом благодаря чемпионату Европы по футболу, Олимпийским и Паралимпийским играм, обновив кучу собственных рекордов за 17-летнюю историю. Небольшая совсем команда, которой руководит Алексей Адамов, занимается ресурсом, показатели отменные. Сейчас на «Матч ТВ» сложилась, на мой взгляд, лучшая команда в стране. И здесь отдельно надо сказать спасибо Тине Канделаки, которая курирует наше направление, и Александру Александровичу Жарову (генеральный директор «Газпром-Медиа Холдинга». — Прим. ред.) — они дают нам возможность заниматься своим делом, полностью доверяя.

— Аудитория «Матч ТВ» преимущественно мужская. Можно ли заставить полюбить футбол женщину, которая ненавидит своего мужа за то, что он все свободное время тратит на просмотр матчей?

— Не надо заставлять женщину любить футбол. Пусть женщина любит то, что она хочет любить. Просто нужно создавать ей такие условия, чтобы во время футбола она была занята собой. Хотя, например, у меня старшая дочка ходит со мной на стадион, болеет за ЦСКА. Правда, та же ситуация была с балетом. Я смотрел старую запись «Лебединого…», где танцевал Цискаридзе, Василиса остановилась, стала смотреть вместе со мной и говорит: «Я хочу балет». Мы походили в Большой театр. Потом она спросила: «Папа, можно познакомиться с дядей Колей?» Я отвечаю: «Ну во-первых, с Николаем Максимовичем, во-вторых, можно». Мы поехали в Петербург на «Тщетную предосторожность», где до сих пор танцует Цискаридзе. После спектакля отправились за кулисы, я Василису познакомил с Николаем Максимовичем. Она дико перепугалась, потому что он был в образе вдовы, толстой женщины. И когда Цискаридзе ушел в гримерку, Василиса наклонилась ко мне и говорит: «Позвони дяде Коле, пусть он тетенек больше не танцует, пусть танцует дяденек». Я отвечаю: «Николай Максимович уже дяденек танцевать не будет, это последняя роль, которая у него осталась».

— Какие сейчас самые рейтинговые виды спорта? Что смотрят на «Матч ТВ»?

— Футбол, единоборства (UFC), ну и биатлон, конечно. То, что создает Дима Губерниев вокруг биатлона, не может не привлекать зрителя. Я бы, наверное, сравнил с этим феноменом только Татьяну Тарасову в фигурном катании.

— Есть какие-то телеперспективы у других видов спорта?

— Для этого нужны звезды. Любой вид спорта продается аудитории либо зрелищностью, либо звездами. И в футболе, и в фигурном катании, и в UFC, и пока еще в биатлоне и лыжах у нас есть звезды. Хоккей, несмотря на то что там они тоже есть, проигрывает по одной простой причине: шлемы, маски — и людей просто не узнают. Есть Овечкин, Малкин, есть Радулов с Кузнецовым, которые здесь в КХЛ, но это все равно не сравнится с количеством узнаваемых лиц в единоборствах и в футболе. Нужно научиться продавать, в хорошем смысле этого слова, спортс­мена аудитории. То, что получалось раньше с фигурным катанием. То, что получается с футболом, с UFC. Махачев, Нурмагомедов или Петр Ян, Александр Волков — ты их выпусти на улицу, и человек не пройдет ста метров без фотографий и автографов. Если взять то же фигурное катание, Ягудин и Плющенко тоже не пройдут ста метров, а условный Кондратюк или Гуменник пройдет, потому что такой узнаваемости уже нет. И, собственно, в этом как раз отличие старшего поколения фигуристов от нынешнего. Я неоднократно был на ледовых шоу с участием Леши Ягудина, это просто фантастика, что человек делает и как работает с залом.

— Сейчас российские спортсмены под санкциями, собственно, как и вся страна. Но давление на наш спорт началось раньше. Есть какие-то скрытые причины этого или только те, которые официально назывались?

— Ну, сильных нигде не любят, нас тем более. В этом году в Париже наши дзюдоисты и борцы честно отобрались на Олимпиаду. Когда в МОК увидели, что сейчас приедут люди, которые на чемпионатах мира и Европы выигрывают золото, и они так или иначе будут подниматься на первую ступень пьедестала в Париже, быстренько всех первых завернули, допустили только тех, кто не претендовал на победу. Понятно, что борцы и дзюдоисты в данной ситуации отказались ехать, и правильно сделали. В целом это исключительно политическое решение — когда не хотят видеть сильных. И спорт на самом деле из-за этого страдает. То же мировое фигурное катание без России просто откатывается назад и по технике, и по аудитории, и по финансовой составляющей.

— В связи с тем, что наших спортсменов нет на западных соревнованиях, ослабел ли интерес аудитории «Матч ТВ» к контенту канала?

— Нет. Международные старты как собирали хорошие рейтинги, так и собирают. Понятное дело, что мы стараемся делать акцент на соревнования с участием россиян. В UFC как наши выступали, так и продолжают выступать. И каждый раз, когда выходит Махачев, рейтинги запредельные: не важно, во сколько, не важно, какой часовой пояс, — все равно включают и смотрят. То же самое касается футбола. Интерес к чемпионату Европы был колоссальный. Конечно, если бы играла сборная России, там бы были вообще фантастические цифры. Но и без участия сборной смотрели очень хорошо — цифры, сопоставимые с прайм-таймом ведущих федеральных каналов, не связанных таким узким форматом, как «Матч ТВ».

— Кстати, многие важные спортивные события у вас перехватывает Первый канал. Не обидно?

— Эти времена прошли, на Первом сейчас практически нет спорта. Смотрите, последний чемпионат мира по футболу в Катаре мы показывали одни, ни с кем его не делили. Евро мы сейчас делили с Okko, но большая часть топовых матчей, финал — все было только у нас. Олимпийские игры вообще никто не показывал, но при этом мы сейчас дали в эфир Паралимпийские игры, и интерес к нашим спортсменам был большой. В Париж отправилось под сто человек, они выиграли золотые, серебряные, бронзовые медали, с сумасшедшими эмоциями, со слезами. Мы работали и в Париже, и с семьями спортсменов дома, показывали, как за них болеют родители, жены, дети. Невозможно себе представить какие-то другие соревнования, где ты настолько сопереживаешь спортсмену и его родственникам. А что касается Первого, все, что там есть, — это фигурное катание, но, увы, рейтинги в последние годы снижаются. Был еще разово волейбол, который «прибил» им всю сетку выходного дня.

— В этом году исполняется 30 лет, как вы попали в журналистику. У вас классическая биография для этой профессии: газета, радио, телевидение…

— И между ними информационное агентство, то есть полный пакет.

— На радио вы ездили по фестивалям, общались со звездами.

— Да, на «Радио 101» у меня была программа «Новости кино». И могу сказать, что, когда ты общаешься с Де Ниро или с Ришаром, с Абдуловым или с Машковым, совсем по-другому начинаешь смотреть кино.

— Как вы попали на ТВ?

— Я был очарован телецентром «Останкино». Еще подростком взял интервью у Влада Листьева для нашей звенигородской газеты, и он пригласил меня на съемки «Темы». Листьев даже оставлял в эфире мои вопросы, заданные героям программы. И это настолько все меня зацепило, что появилась идея фикс: я должен работать на Первом канале. В 1998 году это сбылось, я 13 лет работал на Первом сначала корреспондентом, а потом и ведущим. Тогда тоже вмешался случай. К большому сожалению, произошел инсульт у Владимира Ивановича Перетурина, ведущего «Футбольного обозрения». Мне позвонили, спросили, есть ли у меня костюм, я сказал, что нет, сказали, ну езжай покупай. Я отправился в ГУМ, оставил там все деньги… Костюм был нужен для работы в эфире: прайм-тайм, воскресенье, «Футбольное обозрение» выходило в районе 15—16 часов. В понедельник, когда я ехал на работу после первого воскресного эфира, у меня в метро попросили автограф… Помню, под каким впечатлением я был: все впервые — грим, студия, свет. После съемок вышел на улицу, попытался поймать машину, но водители захлопывали дверь и уезжали. Вскоре до меня дошло, что я в гриме и выгляжу, наверное, странно. Пришлось объяснять: «Вы не пугайтесь, у меня съемки были, это телевидение, мне надо доехать до дома и все это смыть».

— Что такое работа спортивного телекорреспондента?

— Полное отсутствие личной жизни, свободного времени. Один год я находился за границей столько времени, что мог не платить налоги. Возвращался домой закинуть грязное белье, взять новое и поехать дальше. Сегодня могла быть Махачкала, завтра Франкфурт, послезавтра Лондон, а потом летишь в Австралию. С моим ростом 191 сантиметр, я выходил из самолета, просто пополам согнувшись. Но, с другой стороны, такая работа дает колоссальные возможности: набираешься впечатлений, познаешь разные культуры, тренируешь язык, у тебя масса времени для чтения. Я очень много прочитал книг и посмотрел фильмов в самолетах за это время.

— В голове страны не мешались в одну кучу?

— Мешались, мешались. Не успеваешь переключаться. Все поездки связаны с каким-то спортивным событием, и свободного времени на знакомство со страной не остается. Зато расширяется круг общения. В какой-то момент с друзьями-коллегами подумали: мы все время ездим на футбол по работе, надо это исправить. Купили билеты на матч «Челси» — ЦСКА в Лондоне. Прилетаем, стоим на паспортном контроле, я взял бесплатную газету, листаю афишу мероприятий и вижу, что рядом с местом, где мы живем, сегодня выступает Radiohead. Звоню на горячую линию, никаких билетов, конечно, нет. Заселились, но шанс попасть на концерт любимой группы меня гложет. Уговорил ребят пойти, в надежде купить билеты у перекупщиков. У входа в зал 25-фунтовые билеты продают по 100. Пытаемся торговаться, говорим, ну имей совесть, ну хотя бы 40—50… И вдруг подходит полицейский, который на не совсем чистом русском языке спрашивает у нас: «Не продает? Ну погуляйте и возвращайтесь». Мы отошли, погуляли несколько минут, возвращаемся, и нам продают билеты по номиналу. С очень грустным лицом.

— Странная история. Откуда в Лондоне…

— Вот и я спрашиваю это у полицейского… С диким акцентом он рассказывает, мол, так люблю Достоевского и Толстого, что захотелось прочитать их в оригинале, и ради этого выучил русский язык… Вообще, мне с концертами дико везло, потому что со всеми, кого я хотел из живых на тот момент послушать, посмотреть, все получилось. Два раза — Майкл Джексон, Radiohead, Portishead, которых ловил десять лет, так как они почти не выступали.

— И все-таки вернемся к спорту: вы же за это время работали на нескольких Олимпиадах. Какие Игры больше всего запомнились?

— Конечно, Сочи — единственные Олимпийские игры, где я не побывал ни на одном соревновании, потому что возглавлял информационное агентство. Рабочий день длился около 20 часов. Я не вышел из редакции ни на один старт, не был ни на открытии, ни на закрытии. И когда вернулся домой, сказал жене, что чуть-чуть посплю. Она меня разбудила через 23 часа — просто испугалась. Я даже в туалет не просыпался. Такое запоминается, да.

Еще Лондон 2012 года, потому что это был хит-парад всей английской музыки. Я увидел живьем Пола Маккартни, Muse, Spice Girls, Pet Shop Boys, и на меня это, конечно, произвело совершенно колоссальное впечатление. Музыкальное, не спортивное.

Если говорить об организации, то, наверное, наряду с Сочи, восхитил Пекин 2008 года. Я такого порядка, как у китайцев в 2008-м, не видел вообще нигде. С вышколенными администраторами, идеальным, без единого срыва по таймингу, трансфером — просто фантастика. Понятное дело, что ковидные Токио-2020 и Пекин-2022 немножко с другой точки зрения запомнились. Когда каждые три дня тебе надо в пробирки собирать слюну, сдавать ее, подтверждать отрицательные тесты, масочный режим, — но, несмотря на все эти ограничения, это полноценно проведенные Олимпийские игры.

Еще запомнился Сидней-2000, первый турнир такого масштаба, на который я попал. Я летел туда корреспондентом, а на месте выяснилось, что добавили выпусков новостей и нужно садиться в кадр, выполнять работу ведущего. Потом стало понятно, что нужно еще комментировать тяжелую атлетику и велоспорт, затем и теннис… И я, конечно, вернулся из Австралии в невменяемом состоянии. Но все искупалось финалом теннисного турнира. Женя Кафельников тогда выиграл золото, и это были фантастические эмоции. Мы с ним недавно в интервью вспоминали эту победу.

— Вы вообще дружите со спортс­менами?

— Нет, это может мешать работе. Только с крестными детей, так уж получилось, что они оба спортсмены: футболист Олег Корнаухов и Таня Кошелева, чемпионка мира по волейболу. Хотя и с Сергеем Семаком мы в очень хороших отношениях с момента знакомства, когда он из «Асмарала» переходил в ЦСКА, и с Ромой Широковым тоже. С фигуристами многими общаюсь. Месяца полтора назад ездил в Петербург, мы встречались с легендарным тренером по фигурному катанию Тамарой Николаевной Москвиной. Забавная ситуация. Мы сидим в ресторане, я ей говорю: «Мне надо за­ехать в книжный, сейчас вызову такси». А Тамара Николаевна… Тамарочка — потому что, как только я называю ее по имени-отчеству, она говорит: «Так, Василий Анатольевич». В общем, она протестует: «Какое такси, я сама тебя довезу». А ей 83 года… Довезла меня до книжного, по пути еще объясняла окружающим водителям, кто из них не прав. Когда ты видишь человека в таком возрасте в ясном уме, трезвой памяти, за рулем, бодрым — это огромная мотивация. Москвина до сих пор на коньках, тренирует ребят в Петербурге — фантастический пример отношения к профессии, к своему делу.

— А вы застали, кстати, кого-то из легендарных советских комментаторов?

— Николая Николаевича Озерова, потом его внук у меня работал в РИА «Новости». Еще Владимира Масла­ченко, чья внучка сейчас работает на «Матч ТВ». Хочу сказать, что лучшие комментаторы все-таки получаются из бывших спортсменов. Когда комментирует не просто человек, которому нравится этот вид спорта, а тот, кто знает все изнутри, понимает нюансы. Наслаждением было смотреть теннис, когда комментировала Анна Дмитриева. Легкую атлетику с Ольгой Богословской или Иоландой Чен. Хоккей интересно было смотреть с Сергеем Гимаевым, который объяснял зрителям какие-то неуловимые непрофессиональным взглядом вещи. Абсолютно феноменально комментирует прыжки в воду Елена Вайцеховская. И я очень рад, что, когда возвращался на Первый канал в 2018 году, мне удалось убедить Лену вернуться, и она с Глебом Гальпериным комментировала юношеские Олимпийские игры.

— У нас огромная страна, почему так мало талантливых футболистов?

— Я не могу сказать, что мало талантливых. Они есть, но, как только чего-то добиваются, у них пропадает мотивация. Если парень, скажем, из Ростова, который с раннего детства, кроме спортивных сборов, ничего не видел, в 18 лет купил себе шикарную машину, квартиру в центре Москвы, дом в Подмосковье — он просто не понимает, зачем дальше убиваться на тренировках, когда у него и так все есть. Это сильный сдерживающий фактор, на мой взгляд.

— Знаю, что вы фанатично увлекаетесь театром. Так переключаетесь?

— Начнем с того, что я действительно очень люблю театр. А любой спектакль — это легальная возможность выключить на несколько часов телефон. Только так можно заставить мозг отдохнуть. У нас это семейное увлечение: у меня, у моей жены Ольги. С дочками ходим на детские спектакли. Благо в Москве выбор колоссальный. Но и по России мы ездим постоянно — Петербург, Екатеринбург, Новосибирск, Пермь. Пермский театр оперы и балета — один из лучших в стране. Раньше было больше возможностей, мы ездили на спектакли европейских театров. У меня была мечта — посмотреть на Иена Маккеллена, который сыграл Гэндальфа во «Властелине колец». Не все знают, что он главный, наверное, мастер шекспировского репертуара в британском театре. Билеты на его спектакли сметают моментально. Но мне удалось получить один — кто-то сдал билет с возможностью встречи с актерами после спектакля, но никаких фотографий. Я одним днем прилетел в Англию на спектакль, получил эмоциональное потрясение и отправился на встречу с актерами. Спросил у Маккеллена какую-то ерунду. И уже после встречи он сам подошел, поинтересовался: «А вы, судя по акценту, не местный?» Я отвечаю: «Нет, я из Москвы прилетел на ваш спектакль». — «Вы шутите?» — «Нет. Стоял в листе ожидания, повезло, купил билет и прилетел одним днем». — «Ну раз так, давайте доставайте телефон, можно нарушить правило, раз уж вы из России прилетели на мой ­спектакль».

— Уже 30 лет вы занимаетесь разными аспектами журналисткой профессии. Не утратили еще качества, которое считается главным для нашей работы, — любопытства?

— Нет, мне это не грозит. Если что-то новое появляется, я стараюсь каким-то образом туда проникнуть, услышать, увидеть. Когда лечу в Пермь или еду в Петербург в театр, никогда не ограничиваюсь только им, заранее договариваюсь о какой-то интересной экскурсии, поездке. Можно просто прийти посмотреть на малявинских баб в Русском музее, а можно договориться, чтобы тебе рассказали о художнике дополнительно, найти книгу, почитать. К сожалению, вот этого любопытства, пытливости не хватает современной молодежи. Приходят, говорят, что хотят получать 150 тысяч в месяц, ездить на футбол, но при этом в трех абзацах делают 15 ошибок. Есть желание работать журналистом — попробуй хотя бы начать читать, совершенствоваться, накапливать словарный запас. Язык — твой рабочий инструмент. Если ты плохо учился в школе, в институте, значит, нужно в свободное время не сидеть в соцсетях и гулять по городу, а что-то делать для того, чтобы стать лучше в своей профессии.