«Броневой вообще-то любил поворчать, поэтому его многие в театре побаивались — он мог и «приложить». Но при этом у Леонида Сергеевича было такое потрясающее чувство юмора, такая тонкая ирония, что на него невозможно было обижаться», — рассказывает актриса Олеся Железняк.
— Олеся, мы беседуем с вами накануне выхода на экраны фильма «Баба Яга спасает мир», его премьера состоится 3 августа. Это сказка?
— Да, но не только! Еще и семейное кино, и комедия, и приключения… Было очень интересно поработать в новом для меня жанре: я же впервые в жизни снялась в сказке. К тому же сценарий, который написал Юрий Ненев, — оригинальный. У нас сейчас любят делать ремейки, переписывать уже известные, старые истории. А тут возникло что-то неповторимое, необычное. Сказка — это вообще очень важно. Не случайно детей воспитывают именно на них, потому что сказки учат справедливости и верности, в них всегда добро побеждает зло. В общем, у меня не было сомнений, когда я прочитала сценарий. Потом встретилась с режиссером Кареном Захаровым и спросила: «Когда пробы?» А он: «Нет-нет, зачем пробовать? Я вас очень уважаю и люблю как артистку…» Такое доверие тоже укрепило меня в том, что надо сниматься.
— Кого вы играете?
— У меня замечательная героиня — Кикимора! Гримеры и художники по костюмам проявили много фантазии, создавая этот образ, причем из каких-то простых, подручных материалов. Сначала мне делали пластический грим…
— Многие артисты жалуются, что это долгий, тяжелый, даже мучительный процесс…
— Да нет, все было нормально, спокойно, грим занимал минут сорок. К тому же мне накладывали силикона по минимуму: только на нос и чуть-чуть на щеки. С костюмом труднее приходилось. Его сделали из сеток, подобными на стройках закрывают разные объекты. А под верхний слой приходилось надевать специальный комбинезон, который закрывал все тело. А еще на ногах у Кикиморы были силиконовые перчатки, а на голове большой парик с вплетенными болотными цветами, весьма тяжелое сооружение. И в перерывах ничего из этого снять нельзя. В общем, когда снимаешься целую смену — 12 часов, — тяжеловато.
— Когда показали своим детям фото с вашей героиней, что они сказали?
— «Прикольно!» (Смеется.) На самом деле мы с детьми особо и не обсуждаем, в каких проектах я снимаюсь. У нас в семье есть другие темы для разговоров.
— Где шли съемки?
— Мои сцены снимались в Москве, в Палеонтологическом музее, и на натуре — в ближайшем Подмосковье, в районе Балашихи. Съемки вспоминаю с большим удовольствием. У меня были прекрасные партнеры: Глаша Тарханова, которая сыграла Марью, маленький Савелий Кудряшов. И, конечно, Люся Артемьева — сама Баба Яга. С ней мы знакомы много лет. Вместе работали в «Ленкоме», потом играли в антрепризе, снимались в сериале «Сваты»…
— Олеся, в вашей фильмографии много картин — более шестидесяти!
— А мне кажется, что их мало и что я не очень востребована в кино. Не знаю почему, но сценариев мне почти не присылают. Если и берут в проекты, то обычно те режиссеры и продюсеры, которые хорошо знают меня, с кем я уже работала. Тогда и проб не бывает. А вот если прохожу кастинг, обычно меня не утверждают. Но я надеюсь, что когда-нибудь меня станут брать в проекты и после проб…
— Во многих фильмах вам приходилось осваивать новую профессию…
— Не осваивать — это громко звучит, — а пробовать. Пару лет назад на съемках сериала «Орлинская. Стрелы Нептуна» надо было погрузиться в море с аквалангом. Со мной провели инструктаж, я вроде все запомнила, потом меня обвесили грузиками — иначе я всплывала. Но в кадре вдохнула не в тот момент, когда нужно было, под маску залилась вода, я начала задыхаться и чуть не утонула. Хорошо, что рядом был инструктор, который вовремя меня вытащил. А потом в этом же проекте пришлось сесть за руль, что тоже было для меня в новинку.
— Не водите машину?
— В свое время права не получила. А сейчас не имею возможности учиться: это довольно длительный процесс. К тому же на съемках мне часто предоставляют транспорт. А в других случаях выручает такси или метро — я люблю нашу московскую подземку.
— Внимание пассажиров не мешает?
— А в метро никто ни на кого не смотрит, все заняты собой, и ты остаешься неузнанным. К тому же я все время бегу, потому что вечно опаздываю. Да и выгляжу не как известная артистка, мне кажется. Иногда вроде и узнают, но не могут поверить, что я — это я. К слову, когда в метро просят со мной сфотографироваться, я извиняюсь и отказываюсь. Потому что некоторые люди любят фоткаться просто так: лицо знакомое, значит, позарез надо сняться с этим человеком, даже если не вспомнил, кто это. (Смеется.) А вот после спектакля поклонникам в совместном снимке не откажу…
Так вот, о том, как я водила машину. В некоторых сценах просто крутила руль, изображая из себя опытного шофера, а машину везли по дороге на специальной платформе. Кино — это вообще чудо, волшебство. Поэтому зрители думают, что мы, актеры, — супергерои, суперлюди, которые все умеют. А на самом деле мы мало что умеем. Просто в кино есть всякие хитрости, чтобы подать артиста в лучшем виде…
— Среди ваших партнеров в кино и театре было немало замечательных артистов старшего поколения…
— И всех их объединяло одно качество: невероятный профессионализм… С Татьяной Васильевой мне посчастливилось и сниматься в «Сватах», и играть в антрепризных спектаклях. У нас с ней возникает какая-то особенная «химия»: видя друг друга, мы начинаем смеяться. Это называется смех без причины — когда людям просто радостно вдвоем и все их смешит. В «Сватах» даже был момент, когда мы с Таней не могли начать сцену, так нам было весело. Пришлось брать паузу: «Простите, пожалуйста, сейчас мы отсмеемся». У меня такое, кстати, было еще, когда мы с Настей Заворотнюк снимались в сериале «Моя прекрасная няня». Там съемочная группа тоже знала эту нашу слабость, и нам периодически давали паузу — чтобы мы успокоились…
А в театре «Ленком», где я служу почти четверть века, посчастливилось поработать с Олегом Ивановичем Янковским, Леонидом Сергеевичем Броневым, Инной Михайловной Чуриковой. Они, такие большие артисты, на сцене были очень щедрыми по отношению к коллегам, всегда «подавали партнера». Знаю, актеры часто соперничают, но в случае с моими дорогими коллегами этого не было... Инна Михайловна — невероятный партнер и... хохотушка необычайная, сколько мы с ней смеялись! А когда с Янковским играли в «Чайке» (он — Тригорин, я — Маша), я всегда была поражена, как на сцене он смотрит на меня, с какой любовью. В эти минуты мне даже казалось, что я играю хорошо, потому что он как партнер делал меня лучше.
С Броневым же мы играли в «Вишневом саде» (Леонид Сергеевич — Фирса, а я — Варю). И он очень тепло ко мне относился, хотя вообще-то любил поворчать, поэтому его многие в театре побаивались — Броневой мог и «приложить». При этом у Леонида Сергеевича было такое потрясающее чувство юмора, такая тонкая ирония, что на него невозможно было обижаться. Броневой — великий мастер. Каждой своей репликой попадал в цель, словно в бильярде шар отправлял прямиком в лузу: неточностей, промахов у него не случалось. Любая фраза так им произносилась, обыгрывалась, что превращалась в законченную репризу, и зал взрывался аплодисментами.
Поэтому практически после каждой реплики Леонид Сергеевич делал паузу, чтобы дать возможность публике похлопать, насладиться. Зал и мы, партнеры, получали от его игры просто физиологическую радость. Такое же качество было и у Валеры Гаркалина, с которым я работала в антрепризных спектаклях «Трактирщица» и «Лес». В последнем он играл Несчастливцева, я — Улиту. Моя роль небольшая, можно было уходить в гримерку, отдыхать, заниматься своими делами. Но я всегда оставалась за кулисами и наблюдала, как Валера играет. В эти моменты становилась просто ребенком, который получает удовольствие от спектакля...
— Зрители получают огромное удовольствие и от вашей игры — как в «Ленкоме», так и в антрепризных спектаклях, с которыми вы много гастролируете...
— Я очень благодарна людям за то, что они меня любят, потому что это дает силы. Вот поэтому, какая бы усталая я ни вышла после спектакля (а до этого еще бывают долгие перелеты-переезды), стараюсь никому не отказывать в совместном фото. Потому что понимаю: ради этого, собственно, я и училась. Просто с годами к зрительской любви привыкаешь, и это кажется обыденностью. Но любовь — это совсем не обыденность! И надо благодарить человека, который к тебе приходит и одаривает своим теплом.
— А что кроме душевного тепла вам дарят зрители?
— Ой, что только не преподносят! И перчатки, и шапки, и стихи, и картины. Всегда довожу все подарки до дома. Например, мой живописный портрет стоит у меня на почетном месте, на стеллаже. А еще зрители частенько приносят... продукты. Когда на поклонах кто-то передает мне тяжелый пакет, партнеры по спектаклю смеются: «Олеся, а мы знаем, что там...» А там действительно что-то вкусное, от гречки до меда. Я в ответ шучу: «Ну конечно, а что еще дарить многодетной матери?» Кстати, как-то в интервью я призналась, что люблю варенье. С тех пор это самый частый презент от зрителя. Я и сама прекрасно готовлю варенье: из вишни, клубники, черной смородины, абрикосов, персиков, сливы. Для меня этот процесс — собрать ягоды, подготовить их, потом варить, разливать по банкам — прекрасная психотерапия и отдых!
— Олеся, у вас и вашего мужа (актера Спартака Сумченко. — Прим. ред.) четверо детей — трое сыновей и дочка. При этом вы их никак не «светите», никто из них не снимался в кино, не участвовал в телешоу. Почему?
— Я слишком хорошо знаю, какой это сложный процесс, тяжелый труд — съемки. И мне кажется, это не очень полезно для детского организма. В кино рабочая смена у детей, как и у взрослых, 12 часов. Когда вижу ребенка на площадке, мне все время его жалко, потому что ему никто не делает скидки, с него требуют, как со взрослого. И если малыш плохо сыграл, его просят повторить, переделать — еще и еще. У детей в кино героические мамы, подвижницы, которые берут отпуска, чтобы быть рядом с ребенком, или вообще бросают работу. Например, мама Савелия Кудряшова, который снялся в «Бабе Яге...», а до этого еще в нескольких картинах, рассказала мне, что всегда ездит с ним в экспедицию. Когда снимался наш проект, они на три месяца поехали в Карелию. Я даже не представляю такой жизни. Зная, как все непросто в нашей профессии, своим детям этого не пожелала бы.
— Значит, они не продолжат вашу семейную династию...
— Почему же, все зависит от их решения. Вот Савелий — ему 20 лет — захотел и поступил в Щукинское училище. А остальные еще учатся в школе. Агафья пойдет в 11-й класс, Прохор — в 8-й, Фома — в 4-й. Конечно, все они еще ходят в разные кружки: на музыку, рисование.
— Как дети реагируют, когда видят маму на экране?
— Специально мои фильмы мы никогда не смотрим. Да я вообще не могу смотреть на себя на экране. Если же вдруг дети попадают на какую-то картину с моим участием, кричат: «Ой, мама, тебя показывают!» Спрашиваю: «Мама хорошо играет?» Они хором: «Да, ты хорошо играешь!»
— Как удается все успеть, совместить работу и семейные хлопоты?
— Для меня смена занятий — отдых. Поэтому мне все нравится делать: и готовить, и посуду мыть, и полы. На самом деле единственное, что не люблю в жизни, — это летать на самолетах. Но в силу моей профессии обойтись без самолетов невозможно.
— И что делаете во время полетов?
— Молюсь, чтобы все было хорошо!
