«Лет в одиннадцать я начала выступать в новогодних спектаклях на больших площадках. Выходила на сцену по три раза в день на протяжении всех зимних школьных каникул. Одноклассники отдыхали, а я работала и зарабатывала», — новогодними воспоминаниями делится певица Наташа Королева.
— Наташа, в декабре мы все живем в предвкушении, пожалуй, самого любимого праздника — Нового года...
— Да, он и для меня самый любимый, сколько себя помню... В нашей семье была очень необычная, креативная елка — с так называемой вертушкой. У всех друзей в квартирах ель стояла в ведре с влажным песком. А мои родители где-то раздобыли устройство, благодаря которому она крутилась вокруг своей оси туда и обратно — в нашем районе такая была одна! Мы включали на ней электрические гирлянды и гасили в комнате свет: по стенам двигались загадочные тени. Это казалось настоящим чудом. Знакомые ребята и девочки специально приходили ко мне полюбоваться на елку. И игрушки у нас были особенные — старинные, еще из маминого детства. Они хранились в коробках, аккуратно переложенные ватой. Часть — стеклянные с изумительной росписью, часть — мягкие, как будто из ваты. И среди всего этого великолепия была одна игрушка, которой я панически боялась: бревенчатая избушка, вполне себе мирная, безобидная на вид. Но мама однажды мне сказала, что это домик Бабы-яги. И с тех пор я не могла на эту игрушку смотреть. Однажды пробегала мимо елки и задела ее, избушка упала, но не разбилась — она была не стеклянная. Я увидела это и стала яростно давить ее туфелькой. До сих пор помню то острое чувство облегчения, которое испытала, расправившись с Бабой-ягой...
— Дед Мороз и Снегурочка к вам домой приходили?
— Дед Мороз заходил, но недолго. Потому что эту роль исполнял мой папа, и я довольно рано его раскусила. Мама мне рассказывала: папа, как всегда, оделся в соответствующий костюм, нацепил бороду и зашел в комнату, где я с нетерпением ждала волшебника. А я присмотрелась и спрашиваю: «Так, не поняла, почему папа в костюме Деда Мороза?»
С тех пор их ко мне не звали. Да и не нужно было, потому что я сама с юных лет выступала на всевозможных новогодних мероприятиях, концертах. Уже в детском саду меня приглашали «гастролировать»: я солировала на утренниках не только в своей группе, но и во всех других — от самых младших до старших. В общем, столько перевидала Дедов Морозов и Снегурочек, столько с ними наплясалась, что домашнего праздника мне и не требовалось.
На Новый год я выступала в разных образах, включая десятки вариантов Снежинки. Когда листаю наши семейные фотоальбомы, поражаюсь, как маме удавалось наряжать меня в красивые костюмы в ту эпоху дефицита? А так как мама не очень хорошо с ниткой и иголкой умеет обращаться, наряды у меня были, скажем так, очень креативные.
Потом, когда я стала постарше, она брала нужные наряды в костюмерной Дворца пионеров. Например, если мне предстояло быть Снегурочкой, то мама приносила белоснежный сарафан «в пол» и роскошный кокошник. А лет в одиннадцать я начала выступать в новогодних спектаклях на больших площадках. Выходила на сцену по три раза в день на протяжении всех зимних школьных каникул. Одноклассники отдыхали, а я работала и зарабатывала! И могла не просить у мамы то, что хотела, а сама купить.
— И на что вы тратили первые гонорары?
— Однажды подростком я трое суток простояла за страшным дефицитом — итальянскими сапогами. Стоили они — до сих пор помню — 110 рублей, целая зарплата моей мамы. Сначала я записалась — мне на ладони ручкой поставили номер очереди, а потом дежурила у магазина. Был ноябрь, на улице уже холодно, ты пару часов мерзнешь у входа, потом договариваешься с кем-то, что отойдешь, и бежишь домой погреться. Затем возвращаешься и даешь возможность передохнуть тому, кто тебя отпускал. Мне везло, что у меня маленькая нога — раньше 35, теперь 36, а эти размеры неходовые, поэтому обувь мне всегда доставалась, в отличие от девочек с самыми распространенными размерами — 37 или 38. Но они все равно покупали то, что оставалось в продаже, чтобы потом с кем-нибудь как-то поменяться. Вот такая была жизнь, но я вспоминаю об этом с умилением. Представьте себе, с каким удовольствием я носила эти сапоги, как радовалась каждый раз, доставая их из коробки. И, конечно, берегла как зеницу ока. Тогда совсем другое было отношение ко всему, в том числе и к вещам.
— На модные сапоги вы сами себе заработали. А о каких новогодних подарках мечтали?
— В младших классах я, как многие дети, писала письма Деду Морозу. Но запросы у нас были очень скромные, верх мечтаний для девочки — кукла, для мальчика — большая машинка. Дети тогда понимали, что джинсы, кроссовки и другие шмотки — труднодоставаемые вещи, очень дорого стоят, а у родителей таких денег нет. И вообще, в то время меньше думали про материальное. Вот и я, поняв, что подарки не приносит Дед Мороз, а покупают родители, просила у них в качестве подарка... впечатления!
Когда слышала от своих друзей, что они побывали в Венгрии или в Болгарии, мне очень хотелось тоже увидеть что-то новое. Да, мечтой моего детства было именно посмотреть мир (конечно, речь шла только о соцстранах). Мама могла достать путевку, она была профсоюзной активисткой. Моя старшая сестра Руся ездила в ГДР и много мне рассказывала о городах, в которых побывала. А еще она привезла с собой адреса немецких детей, с которыми познакомилась. Потом ей приходило огромное количество писем в конвертах с иностранными марками. Вот и мне хотелось так же дружить, общаться. И мои мечты сбылись! Мама отправила меня сначала в ГДР, потом в Польшу.
Но при всем дефиците, бытовых сложностях наш мир был чище, дружелюбней и контактней. Потому что существовало реальное общение, дружба, и мы лучше ощущали и понимали разных людей. А когда находишься в виртуальном пространстве, очень трудно определить человека, насколько он хороший или плохой. Поэтому сейчас в мире столько фейков: все друг друга обманывают, в большом и в малом. К глубокому моему сожалению...
— Давайте вернемся к приятной, праздничной теме. Считается, что в шоу-бизнесе новогодняя ночь год кормит...
— Ну не год, но пару месяцев точно. И у меня так было — с той поры, как я из Наташи Порывай превратилась в Наташу Королеву, а песня Игоря Николаева «Желтые тюльпаны» завоевала всю нашу тогда еще большую страну — СССР. Кстати, в разные времена в Новый год артисты работали по-разному. В 90-е годы новогодние праздники — это небольшие частные мероприятия, среди заказчиков которых нередко попадались люди, связанные с криминалом. Получались «сходки в новогоднем антураже». И у меня пару раз такие выступления были. Выглядело все вот как: сидят за накрытым столом одни «пацаны» — женщин нет, одеты все в спортивные костюмы, поверх — толстые золотые цепи. А перед ними выступают артисты, обычно одни девочки — солистки или девчачьи группы. Не знаю, как у других исполнительниц, но ко мне эти серьезные дядьки всегда проявляли уважение. Никогда не было никаких поползновений в мою сторону, приставаний или других эксцессов — все культурно! Наверное, в той среде считалось «не по понятиям» плохо обойтись с артисткой. Как говорится, «гусар ребенка не обидит». Наоборот, эти люди могли еще и сверх гонорара отблагодарить, и надарить кучу подарков, что было очень к месту. Ведь в универсамах на полках стояли порой только пирамиды консервов из морской капусты и березовый сок в трехлитровых банках. Но мы как-то выживали и искренне радовались каждому новому дню. Наверное, молодость, когда ты полон сил и надежд, все скрашивает.
— А какими для артистов были 2000-е годы?
— К этому времени уже появились олигархи — нувориши, которые быстро заработали очень-очень много денег. И Новый год они отмечали с размахом, возникло слово «корпоратив». У этих сверхбогатых людей появились свои гостиницы, большие банкетные залы, где они и закатывали праздники, не скупясь на гонорары. Тогда для популярных эстрадных артистов наступило золотое время, за ночь можно было выступить на 5—6 площадках. У меня в 2000 году в новогоднюю ночь было восемь выходов! Особенно я запомнила именно этот год, потому что все боялись, что в момент смены тысячелетий электронная техника даст сбой и отключится все — от телефонов и часов до электростанций — и вообще произойдет конец света. Может быть, поэтому люди отмечали праздник как в последний раз. По улицам в центре Москвы столько народу гуляло!
Первые два выступления у меня были рядом с Красной площадью — в гостинице «Националь». Там два зала, и в обоих — биток, одна звезда на сцене сменяла другую. Часа в три ночи я села в машину, чтобы быстрей ехать до следующей «точки»: в ресторан на Пушкинской площади. Мы были неподалеку, но мой лимузин еле-еле двигался из-за безбрежной массы народу, запрудившей улицы, в том числе и проезжую часть. «Смешались в кучу кони, люди», точнее — авто и люди. Впервые в жизни я испугалась толпы — неуправляемой и хаотичной. А тут еще вокруг начали запускать петарды! Я думала: боже, а если петарда в кого-нибудь попадет? А еще народ развлекался тем, что бросал снежки в мой лимузин — яркий, красивый и длинный. Или стучал по нему. Не по злобе, а от переполнявших чувств. Но мне-то мою машинку жалко. В итоге мы с директором оставили лимузин на парковке и стали ловить такси. А ни одной свободной машины нет. И вдруг мимо медленно проплывает настоящая русская тройка, шикарные белые лошади в яблоках. Прямо как в кино! Мы ее остановили, кучер запросил много денег, но мы не могли подвести заказчика. И на этой тройке лихо подлетели к ресторану.
— Да, нервная у вас тогда выдалась ночь. Шампанское помогает расслабиться?
— Я в принципе непьющий человек. А когда ты на работе, о каком шампанском может идти речь? Или развлекаешься и расслабляешься, или работаешь. Мне всегда очень странно, когда артист позволяет себе выйти на сцену не в форме. Считаю, что это в высшей степени непрофессионально.
— Не секрет, что новогодние телепрограммы и шоу снимаются заранее. Скажите, у вас от этого не теряется ощущение праздника?
— Да, Новый год у эстрадных артистов всегда растянут минимум на месяц. Уже в конце ноября на телесъемках тебя окружают наряженные елки, ты постоянно записываешь видеопоздравления для разных каналов, программ. Пока дойдешь до 31-го числа, настолько устаешь от всего этого, что в сам Новый год не хочешь ничего! Так было на протяжении многих лет. Но пандемия, когда новогодних съемок стало заметно меньше, эту ситуацию как-то исправила. Было приятно вернуться к ощущению праздника именно 31 декабря, а не месяцем раньше...
— Рождение сына изменило вашу традицию встречать Новый год на работе?
— Когда Архип был маленький, в новогоднюю ночь он просто спал, и я не видела смысла оставаться с ним дома 31 декабря. Когда стал чуть постарше, я начала отказываться от работы ради того, чтобы эту волшебную ночь провести с сыном, с семьей. Но вот сын совсем вырос, и я снова стала выступать 31 декабря. Дело не только в деньгах, хотя это тоже важно, а в ощущении праздника, в возможности пообщаться с новыми людьми в приятной атмосфере. И муж, и Архип, к слову, часто оказываются со мной на таких концертах. На Новый год в любом случае должна быть какая-то движуха, активность. Надо или их устраивать самостоятельно, или примыкать к веселой компании. В этом смысле профессия артиста очень удобная.
— Какие самые необычные новогодние ночи были в вашей жизни?
— Если говорить о месте, то я не раз встречала новогоднюю ночь в самолете — у меня же мама и сестра давно живут в Майами. Было прикольно. Во-первых, на этом рейсе стюардессы обычно празднично наряжаются, включают в салоне какие-то огоньки. В полночь по Москве командир объявляет: «С Новым годом!», транслируют речь президента, бой курантов. А потом стюардессы всем разливают шампанское.
Во-вторых, этот рейс вылетает 31 декабря вечером из Москвы, а прилетает в Майами тоже 31-го! И ты второй раз отмечаешь праздник — уже с семьей. Хотя, если честно, под пальмами, когда на улице +25 и все вокруг ходят в шортах и вьетнамках, ощущение привычного нам праздника теряется. Даже если у тебя хорошая компания рядом, все равно — не то. И поэтому для меня лучший Новый год — дома, в Москве. Особенно если много снега выпало, есть сугробы, это во многом создает нужную атмосферу. А вот потом, после Рождества, можно полететь в теплые страны — для контраста, чтобы сменить зимнюю картинку на летнюю.
— Наташа, вы рано перестали верить в Деда Мороза, а ваш сын Архип?
— История повторилась: он тоже довольно быстро раскусил, кто скрывается под гримом. Сережа облачался в роскошный концертный костюм Деда Мороза — среди его сценических образов есть и такой персонаж. Кафтан, шапка, приклеенная борода — все было как надо. Но Архип уже в три года на него как-то подозрительно смотрел. А в четыре сказал прямо, как я в свое время: «Я что-то не понял, наш папа что — Дед Мороз?!» Потом мы сына водили на какие-то новогодние детские мероприятия. Но самыми любимыми у него были праздники в нашем поселке Крекшино, где я живу с 1995 года. Там был очень дружный, сплоченный детский коллектив, и кто-то из родителей заказывал Деда Мороза и Снегурочку.
Сегодня, правда, те дети выросли, а из крекшинских старожилов остались я да Винокур. Но у нас по-прежнему образцово-показательный поселок. Есть прекраснейшая спортивная площадка, отличная детская. Мы активно модернизируем и улучшаем наш городок. Надеюсь, что сейчас традиция дружно, по-соседски отмечать праздник вернется и 1 января мы, как и раньше, устроим общий Новый год.
— Елку на улице ставите или только в доме?
— Начну с того, что у нас целая коллекция искусственных елок: большие, средние, маленькие, зеленые, золотые, есть даже белая. Мы их специально не собирали. Просто так получилось, что, когда мы меняли офис или квартиру, елки не выкидывали — жалко ведь, а отвозили в Крекшино, где со времен ковида живем теперь постоянно. Так что елки ставим везде: в гостиной, в спальне, на кухне, в коридоре, в прихожей, на крыльце. Жаль только, что мои детские игрушки не сохранились. Как бы меня порадовала сейчас даже та самая избушка Бабы-яги!
А на участке мы украшаем живые ели, которые за 30 лет вместе с нашим поселком выросли. Их у нас восемь, и они все потрясающие — голубые, как у Кремлевской стены, высокие, идеальной формы. А еще есть целая аллея туй, огромные клены. А вот фруктовых деревьев немного — только яблони. И огорода нет, и теплицы тоже. В общем, наш участок — чисто для души...
— Вы сказали, что из-за пандемии переехали в загородный дом и живете там постоянно. И что, вас совсем не тянет в большой город?
— Не тянет. Случился какой-то перелом в сознании, пришло другое, более спокойное ощущение жизни и себя в ней. Может, пока были помоложе, нам и нужна была эта бешеная энергия города. А когда становишься старше, начинаешь ценить другое. Например, единение с природой. Когда выходишь на крыльцо, во двор, у тебя больше возможностей лицезреть реальную жизнь, какая она есть. Например, я могу долго любоваться нашим дятлом. У нас на участке растет липа, это его любимое место. Он прилетает и как начинает ее долбить! А мне такое удовольствие наблюдать, как старательно и целеустремленно он работает — вынимает из-под коры червячка. Дятел — очень красивая птица. И когда видишь его достаточно близко, понимаешь: вот оно, обыкновенное чудо! И радуешься жизни, как будто медитируешь. Еще к нам приходит белка, которую, вообще-то, прикормила Тамара Винокур — у нее эта белка с руки еду берет. Но иногда решает «прошвырнуться» по соседям. И ты смотришь, как она молнией бегает по стволу, и это тоже удивительная история, тоже чудо. Наблюдаю и за утками — их на нашем озере масса. И снова ощущаю, что вот это и есть реальная жизнь. Я уж не говорю, насколько комфортней и уютней, когда нет соседей сверху и снизу...
В Крекшино я люблю все времена года, здесь всегда хорошо. И осенью, когда листопад, и зимой, когда выпадает первый снег, и весной, когда за твоим окном все начинает цвести и благоухать, и летом. В городе эти прекрасные, радующие глаз картины просто пропускаешь, не замечаешь.
— Муж вас поддержал, когда решили жить на природе?
— Сережа всегда считался ярым противником загородного проживания, его раньше в Крекшино было невозможно затащить даже на полдня. Не будь этого, я, может, уже давно жила бы здесь. Ведь этот дом я построила в 19 лет, причем ровно за 9 месяцев, что символично. Это фактически мой ребенок, который меня от себя не отпускает. И все, что выросло у нас на участке, посажено моими руками или под моим контролем. Мне даже пришлось огромное количество деревьев спилить и выкорчевать, потому что я их в свое время понатыкала от души, побольше — так хотелось, чтобы на участке что-то росло. Рука у меня оказалась легкая, все саженцы прижились, и с годами выяснилось, что лишние растения надо убирать.
Так вот, я бы еще несколько лет назад переехала сюда. Но Сережа ощущал себя стопроцентным урбанистом, ему был нужен город. Время все расставляет на свои места. И теперь мужа невозможно вытащить из Крекшино в Москву: тут ему все в кайф. Тем более что сейчас Сережа занимается живописью, пишет картины, и природа для него — вдохновляющая подпитка. Вот недавно он написал очень красивый осенний пейзаж: уголок улицы как раз неподалеку от дома Владимира Натановича Винокура. Вообще, Сережа больше любит жанр портрета, но тут осенняя природа его вдохновила. Сначала он сфотографировал понравившееся ему место — всегда так делает, а потом написал картину. Я на нее смотрю и ощущаю в душе полную гармонию. И с природой, и с самой собой...
