Муж Клары Лучко бросил влюбленного Пырьева в кусты

Откровенное интервью дочери великой актрисы.
Записал Павел Соседов
|
21 Сентября 2018
Клара Лучко
Клара Лучко в фильме «Цыган». 1979 г.

«В Париже маму повсюду сопровождал француз — писаный красавец голубых кровей, виконт. «Я такой мужской красоты никогда не видела», — восхищалась мама. Молодой человек потерял от нее голову. Она просила режиссера Юткевича: «Серж, ну переведите мне, пожалуйста, что он говорит». На что Юткевич отвечал: «Ага, щас, я тебе переведу, а потом твой муж мне ноги повыдирает и голову открутит», — рассказывает дочь Клары Лучко и Сергея Лукьянова Оксана Сергеевна.

Перед глазами — картинка из детства: длинный коридор нашей квартиры, и в самом конце, у двери, стоят родители: мама — в вечернем платье в пол, на плечи наброшена пушистая шубка — и папа в роскошном длинном пальто и в шляпе. Родители были как будто из другого мира: очень красивые, успешные, знаменитые… Обделенной родительской любовью я себя никогда не чувствовала, у меня были бабушки, дедушка — мое детство вообще было счастливым. Папа говорил, что «дети в жизни занимают лишь то место, которое они занимают». Солнышком нашей семьи была мама. Мамин день рождения — главный праздник, мы с папой тщательно готовились, выбирали и покупали ей подарок. Моему дню рождения какого-то особого внимания не уделялось, хотя, конечно, мы его тоже весело праздновали, и свои подарки я получала регулярно.

Такой огромной любви, как у папы к маме, я никогда в жизни больше не видела. Они, как вечные молодожены, тайком от меня по комнатам целовались, я не раз их заставала врасплох. Даже когда мама просто ходила по квартире, папа все время провожал ее взглядом. Однажды она вернулась с кинофестиваля из Франции и рассказала, что ей не хватило денег купить последний писк моды: сандалии на высокой пробковой танкетке с замшевыми ремешками, высоко оплетающими ногу. «Нарисовать сможешь?» — спросил папа. Мама совершенно не умела рисовать, но кое-как изобразила что-то, очень схематично. В итоге папа сам сделал маме такие сандалии: основу вырезал из пробки, а розовые замшевые ремни ему помогли сшить в костюмерном цехе театра. Ради мамы папа мог сделать что угодно.

Конечно, у такой любви имелась и обратная сторона — отец очень ревновал маму, у него даже прозвище было — Бешеный. И я не уверена, что маме всегда с ним было легко… Однажды какой-то чиновник на праздновании Нового года в Вахтанговском театре что-то двусмысленное сказал маме, отец это услышал, схватил наглеца за шиворот и за ремень, с легкостью оторвал от пола и смел им все, что было на столе. Примерно то же самое папа проделал с Иваном Пырьевым на съемках «Кубанских казаков», где снимались мои родители. Собственно, там они и познакомились. Отец влюбился в маму с первого взгляда на пробах. И когда он заметил, что режиссер начал оказывать ей преувеличенные знаки внимания, схватил Пырьева и закинул его в кусты. Силища у папы была немыслимая. У меня есть фотография молодого отца: узкая талия и широченные плечи — изумительная атлетическая фигура.

Клара Лучко с Сергеем Лукьяновым
«Отец влюбился в маму с первого взгляда на пробах «Кубанских казаков». И когда он заметил, что режиссер начал оказывать ей преувеличенные знаки внимания, схватил Пырьева и закинул его в кусты. Силища у папы была немыслимая» С будущим мужем Сергеем Лукьяновым в фильме «Кубанские казаки». 1949 г.
Фото: Мосфильм-Инфо

Конечно, после такой выходки Иван Александрович хотел снять Лукьянова с роли, но Марина Ладынина отстояла своего партнера. Вообще с утверждением родителей в этот фильм вышло интересно: Пырьев хотел снимать маму в роли Даши Шелест, но она не нравилась Ладыниной. А Марина Алексеевна хотела играть в паре с Лукьяновым, но Пырьев долго его не утверждал. Тогда Ладынина сама придумала папе грим, чтобы он прошел пробы. Вот так и сложилась судьба моих мамы и папы: они стали неразлучной парой не только в жизни, но и в кино, их нередко приглашали сниматься вместе. Родители часто брали и меня в киноэкспедиции. Помню страшный момент съемок «Двенадцатой ночи». Мама играла там сразу две роли: брата и сестру. А для отца изначально роли не было, но он договорился с режиссером, сам нашел себе роль капитана корабля и значительно ее расширил. В итоге мы провели лето всей семьей на юге, я с бабушкой жила в Судаке, а папа с мамой снимались в Ялте. В тот день мы с бабушкой приехали на съемки — снимали проезд мамы верхом. Мама прекрасно держалась в седле, накануне уже скакала на коне, и все прошло хорошо. Но тот конь режиссера чем-то не устроил, и маме привели нового — вороного жеребца. Было видно, что он очень возбужден — глаз бешеный, пена на губах. Помню, как мама вскочила на жеребца, натянула поводья, а он встал в свечку, потом начал кружиться на месте. Конь явно был не­управляем. Тогда мама в отчаянии закричала: «Сережа, Сережа!» Папы в этот момент не было рядом, но, услышав мамин крик, он кинулся на площадку. Тут конь сорвался с места и понес маму по горной дороге. Это могло закончиться трагически, но папа вскочил на свободную лошадь и помчался вслед за мамой… И догнал! Схватил взбесившегося жеребца за узду и удержал его на полном скаку. Папа всегда был великолепным наездником.

А на каких-то других съемках родители забыли меня в павильоне. Тогда меня маленькую взяли с собой на «Мосфильм». Я пошла гулять по декорациям, добралась до каких-то диванов в закоулках огромного павильона, прилегла и уснула, поскольку съемка была вечерняя. Тем временем у группы закончилась смена, артисты разгримировались, свет погасили, попрощались и ушли. Родители за общим разговором спустились вниз и только у выхода с «Мосфильма» хватились: «А Ксюшка-то где?» Все бегом ринулись обратно в павильон, врубили свет и нашли меня, мирно спящую в уголочке за ширмочкой­.

Когда папа снимался в фильме «Боль­шая семья», ему еще не было и 45 лет, но он играл старика — главу клана. А мама — жену его внука. По утрам папа заходил в павильон цветущим элегантным красавцем, садился на грим, и к концу этого процесса на кресле вместо отца оказывался ссутулившийся старик, с чужими для меня руками, незнакомым голосом… Просто папа был уникальным актером.

Клара Лучко
«Думаю, Орловой было очень трудно пережить, что рядом с ней такая молодая и красивая артистка. Во всяком случае, это именно Любовь Петровна испортила маме прическу на Каннском фестивале» В фильме «Три встречи». 1948 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Фильм «Двенадцатая ночь» получил мировое признание, на фестивале в Эдинбурге завоевал очень высокую оценку кинокритиков. Мама вообще очень часто ездила на кинофестивали. Первый раз в Канн она попала в одной группе с Григорием Александровым и Любовью Орловой. Думаю, Орловой было очень трудно пережить, что рядом с ней такая молодая и красивая артистка. Во всяком случае, это именно Любовь Петровна испортила маме стрижку на том фестивале. Она сказала: «Клара, у тебя прическа какая-то не современная, мне кажется, тебе надо выстричь челку». И подстригла! Мама всегда так красиво укладывала волосы назад, а в Канне ей пришлось «щеголять» с какой-то реденькой челочкой, которая ее совсем не украшала.

Во Франции советская делегация­ была в гостях у Пабло Пикассо. Когда Пи­кассо увидел мою маму, он воскликнул: «Боже, это же женщина Достоевского!» Всем скульпторам мамино лицо очень нравилось, они отмечали в нем абсолютное совершенство пропорций. Вот и Пикассо, будучи в том числе и скульптором, выделял ее среди других актрис. Он подарил маме много своих работ. Мама же про Пикассо говорила: «Я никогда не видела, чтобы человек был настолько некрасив и настолько привлекателен одновременно. Он притягивает к себе как магнит».

В другой раз мама была в Париже с режиссером Сергеем Юткевичем. И от принимающей стороны их там повсюду сопровождал француз — писаный красавец голубых кровей, виконт. «Я такой мужской красоты никогда не видела, ресницы в пол-лица, бездонные глаза, просто невозможно!» — восхищалась мама. Этот молодой человек потерял от нее голову, все время ей что-то говорил — видимо, объяснялся в чувствах, а мама в ответ только улыбалась, потому что ничего не понимала по-французски. Она просила Юткевича, прекрасно знавшего этот язык: «Серж, ну переведите мне, пожалуйста, что он говорит». На что Юткевич отвечал: «Ага, щас, я тебе переведу, а потом Лукьянов мне ноги повыдирает и голову открутит».

Папа долгое время был невыездным. Хотя, казалось бы, дважды лауреат Сталинской премии и, согласно официальной биографии, простой советский человек, из шахтерской семьи… На самом деле мой прадед был статским советником, начальником одной из железных дорог Российской империи. А дед был белым офицером, убит на Первой мировой войне в 1914-м. Незадолго до войны он женился, и довольно скандально — на певице, исполнительнице романсов. После революции 1917 года бабушка сразу уехала, оставив семилетнего сына, моего будущего отца, в России. Он ее и помнил-то смутно, только как даму в черном. Вырос папа в детском доме. А когда ему было лет двадцать, от матери пришло письмо из Будапешта, и в результате его посадили. О папиной судимости в официальной биографии не сообщалось, но кому положено знали. Какие уж тут поездки за границу… Правда, позднее Фурцева пробила папе разрешение, Екатерина Алексеевна его очень любила.

Клара Лучко с Юрием Любимовым
С Юрием Любимовым в фильме «Три встречи». 1948 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Когда папа начал ездить во Францию, то обязательно там встречался с Надей Леже, вдовой Фернана Леже — популярнейшего скульптора и художника. Папа очень дружил с ней и ее следующим мужем. Надя Леже, двоюродная сестра поэта Владислава Ходасевича, — моя крестная мама, она часто бывала в СССР и после смерти папы продолжала тепло общаться с мамой. Я так подозреваю, что у Нади когда-то был с папой роман, судя по взглядам, которые она на него кидала. Ну, отца трудно было не любить (например, Лоуренс Оливье назвал папу гениальным русским артистом после того, как посмотрел спектакль с участием папы на гастролях МХАТа в Лондоне).

В те времена мы жили достаточно благополучно. Квартира у нас была в высотке на Котельнической набережной. Это был уникальный дом, для многих жильцов он стал Домом с большой буквы. Здесь я чувствовала себя в безопасности, казалось, что сами стены защищают меня — это был особый мир. Нашими соседями были коллеги родителей: Нонна Викторовна Мордюкова, Марина Алексеевна Ладынина, которую я называла просто тетя Марина и иногда бегала для нее за хлебом. На скамеечке у нашего подъезда часто сидела Фаина Георгиевна Раневская, и, когда мы с бабушкой выходили из дома, она говорила: «Идите, Килина Иванна (так многие называли бабушку Акулину), пусть ваша рыжая со мной посидит, ничего с ней не случится». Бабушка шла в магазин, а мы сидели и смотрели на прохожих.

При доме у нас был гараж, и у многих жильцов имелись машины — большая роскошь по тем временам. Папа одним из первых приобрел автомобиль. Только вот если отец был отличным водителем, о маме такого сказать было нельзя. Папа всегда говорил: «Кларочка, не води, деточка, зачем тебе это, я сам тебя отвезу или водитель». Но мама не слушала. Помню, садимся мы с ней в машину, трогаемся с места, я говорю: «Мама, давай посмотрим, что у нас сзади». Она внимательно, не отрываясь, начинала смотреть в зеркало заднего вида, продолжая ехать вперед. Тогда я говорю: «Мама, посмотри, что у нас спереди!» Однажды мы чуть не убились, когда на нас из-за поворота стал выезжать бензовоз, а мама вдруг сказала: «Я не знаю, где тормоз». Я кричу: «Вот он — под ногой». И сама еле успеваю дернуть ручник и вывернуть руль в сторону... После этой истории мама все-таки поняла, что вождение — это не ее, и мы наняли водителя.

А потом все кончилось — папа начал болеть. У него случился инфаркт, и произошло это на наших с мамой глазах. Я отчетливо запомнила это на всю жизнь, как сцену из какого-то фильма. Родители куда-то собирались ехать, а я смотрела на них в окно. Первым из подъезда вышел папа и направился к машине, он всегда выгонял ее из гаража заранее, следом за ним — мама. В этот момент я на секунду отвлеклась, а когда снова повернулась к окну, увидела папу, лежащего на асфальте, и маму, которая бежала к нему в развевающемся пальто. Она показалась мне птицей, которая, широко раскрыв крылья, мчалась к любимому, чтобы укрыть его от беды. В этот момент кончились и наша благополучная жизнь, и мое детство.

Клара Лучко с Ией Арепиной
«Как ты могла себя до такого довести? — спросил маму Марк Бернес. — А что, если Сережа будет долго болеть? Кто тебя снимать будет? Ведь у тебя ребенок!» С Ией Арепиной в фильме «Большая семья». 1954 г.
Фото: LEGION-MEDIA

Мама всю себя посвятила уходу за папой: бесконечные больницы, судки с едой, которые она ему возила. Папа не мог смириться со своим состоянием, он это страшно переживал. Мне рассказывал Владлен Давыдов, который снимался с родителями в «Кубанских казаках», как папа его однажды подвозил на машине, они о чем-то говорили. И вдруг отец, забывшись, стал кулаком бить по рулю и восклицать: «Зачем, зачем я ей нужен, она не должна так жить!» А потом велел невольному свидетелю своего срыва: «Выметайся из машины!»

Отец не сдавался, ему друзья из Америки привозили дорогие лекарства. И все же в больнице он оказывался все чаще. Мама настолько погрузилась в заботы о нем, что даже перестала следить за собой. Она резко постарела, в волосах появилась седина, к тому же мама ходила без косметики, без укладки. Однажды ее у папы в больнице увидел Марк Бернес, который тоже там лечился, и говорит: «Клара, зайди ко мне на минуточку». А когда она зашла, он ей сказал: «Ты себя в зеркале давно видела? На кого ты стала похожа?» — «Слушай, мне сейчас совсем не до того, мне все равно, как я выгляжу», — попыталась отмахнуться мама. Но Бернес продолжил: «А что, если Сережа будет долго болеть? Кто тебя снимать будет? Как ты могла себя до такого довести? Ведь у тебя ребенок!» В то время мама выглядела практически так, как в последнем совместном с папой фильме «Государственный преступник». Там моя прекрасная мама сыграла слепую седую немолодую женщину. Съемки проходили летом, и меня родители взяли с собой. Режиссер предложил, чтобы роль девочки сыграла я, мой типаж подходил. Дали текст, сказали, что надо делать, и я все сыграла. Мне выдали первый в жизни гонорар, аж 300 рублей. Съемки проходили в Риге, а там были замечательные комиссионные магазины. Папа мне сказал: «Иди и, что хочешь, себе купи». Ну я какой-то бесполезной ерунды и накупила. Мама пришла в ужас и на следующий день все это «тряпье» сдала обратно, после чего мы пошли в магазин вместе, и она меня прилично приодела. У мамы всегда было великолепное чувство стиля.

Когда папы не стало, мне было 14 лет, а маме всего сорок, из которых семнадцать она прожила в огромной любви. С уходом папы мамин мир рухнул, и она попала в больницу… У нее не было никакого невроза. Как я потом поняла, она просто не хотела жить, потеряла чувство реальности. А я осталась дома совсем одна… Как назло, бабушка тогда уехала на несколько месяцев к себе домой в Полтаву.

Кстати, бабушка Акулина мне на самом деле не родная бабушка, а двоюродная, маме она — тетка. Но растила ее с детства, как и меня. Тут целая семейная история… Мамина мать, казачка Ганна, была убежденной коммунисткой, с дедом познакомилась в партизанском отряде. После революции бабушка окончила высшую партийную школу, была занятым человеком. В войну они с мужем оба были на фронте, получили ранения, дошли до Берлина. И когда вернулись домой, у обоих были медали «За взятие Берлина», хотя на фронте они ни разу не встретились. А после войны с бабушкой случилось несчастье. Сейчас, может быть, многие не поймут, в чем проблема, но для бабушки это стало невероятным стрессом — она потеряла партбилет. Бабушка с юности была верна коммунистическим идеям, сражалась за эти идеи в Гражданскую войну, была активным партийцем, поэтому потеря партбилета стала для нее трагедией, бабушка так переживала, что у нее случился инсульт. От болезни она так никогда и не оправилась, хотя прожила еще много лет…

Клара Лучко с Вадимом Медведевым
«Помню страшный момент съемок «Двенадцатой ночи». Конь сорвался с места и понес маму по горной дороге. Это могло закончиться трагически, но папа вскочил на свободную лошадь и помчался вслед за мамой. И догнал!» С Вадимом Медведевым в фильме «Двенадцатая ночь». 1955 г.
Фото: LEGION-MEDIA

А Акулина в войну с моей мамой уеха­ла в эвакуацию в Джамбул. Там они узнали, что ВГИК, эвакуированный в Алма-Ату, набирает студентов. Акулина скроила для мамы платье из красного знамени и вручную вышила на нем белые горошины. В нем мама в каком-то товарном вагоне поехала поступать. Поступила, а потом вместе с институтом отправилась в Москву. А когда обзавелась собственной квартирой и семьей, перевезла к себе бабушку Акулину. Это был самый мудрый человек из всех, кого я знаю. К тому же бабушка обладала совершенно фантастическим вкусом. Откуда, как она этому научилась? Непонятно. Но бабушка действительно разбиралась в вещах. Причем, когда она уже плохо видела, на ощупь могла дать точный комментарий о качестве любой одежды, которую мы покупали у спекулянтов и приносили домой. А еще она прекрасно разбиралась в драгоценностях, хотя у самой имелись одни-единственные сережки за всю жизнь.

И надо же было такому случиться, что, когда мама после папиного ухода попала в больницу, моей бабушки, такой надежной, дома не оказалось. Я сидела совсем без денег — все семейные сбережения давно ушли на папины лекарства. Надо было выживать, и я пошла петь в кафе «Молодежное» на улице Горького. Как раз в это время начинающим студенческим ВИА и другим музыкальным молодежным коллективам разрешили выступать именно в этом кафе. Этот вариант подсказали ребята из школы. Я училась в очень известной и престижной спецшколе напротив Кремля, рядом с английским посольством — у нас учились в основном дети знаменитых родителей или высокопоставленных чиновников. Среди них было много творческих ребят, вот они мне про кафе и рассказали — другой работы я найти не могла. Стала я выступать в этом кафе, пела в основном блюз, благо английский знала очень хорошо, а голос и слух у меня имелись — много лет занималась с педагогом по фортепиано. Все, включая маму, думали, что я с бабушкой, а бабушка была в Полтаве. Причем сама бабушка была уверена, что я с мамой, она не знала про больницу. А я никому ничего не рассказывала. Утром ходила в школу, вечером пела, а днем еще и маму навещала, приносила ей мандарины. Месяца через полтора маме стало лучше, и ее отпустили домой. Постепенно она окончательно выздоровела... Мы остались вдвоем, надо было выживать, и маме пришлось очень много работать. Не знаю, работа ли ей помогла справиться или, может, мама просто перевернула эту страницу и приняла решение жить дальше… Но она оправилась. И со временем снова вышла замуж.

Помню, как Дима — Дмитрий Федо­рович Мамлеев — впервые по­явился в нашем доме. Мама позвала его к нам отмечать Новый год. Вообще-то я в тот вечер собиралась к друзьям, но тут по телефону позвонил Дмитрий: «Деточка, позовите маму». И я решила задержаться дома. Пришел Дмитрий Федорович, я открыла ему дверь в «боевом раскрасе», с рыжими волосами до плеч и в мини-юбке. Говорю: «Здрасте, я — деточка». Дмитрий, бедный, впал в ступор. Тут и бабушка подсуетилась со своим украинским акцентом: «А у какой газете вы работаете?» Мамлеев был тогда ответственным секретарем «Известий». Узнав об этом, я заявила: «А, знаем-знаем, та же советская пропаганда…» Мама закатила глаза и сказала: «Деточка, ты, кажется, куда-то собиралась». Я ответила: «Нет, почему же, я еще посижу». Но мама на меня очень строго посмотрела, и я ушла. Мы потом с Димой очень подружились, хотя и ужасно спорили одно время на политические темы. О первой встрече он вспоминал: «Какие же вы с бабушкой были тогда... Ужас просто! Я и так трясся от волнения в этом лифте, а вы мне еще устроили «теплый прием»…»

Клара Лучко с Ириной Муравьевой
С Ириной Муравьевой в фильме «Карнавал». 1981 г.

Влюбившись в Диму, мама помолодела лет на 30. Их брак продлился 37 лет, и жили они замечательно — душа в душу. Это была другая любовь, не похожая на ту, что мама пережила с отцом. В отношениях родителей чувствовалось много бури, эмоций, страсти. А Дима стал для мамы другом, и счастье их было спокойное, тихое. Очень изменился и круг маминого общения: раньше к нам приходили шумные актерские компании, а теперь их сменили интеллектуальные — Дима дружил с писателем Чингизом Айтматовым, поэтом Расулом Гамзатовым. Когда я родила сына Сашу, Дима полюбил его как родного. Он просто обожал внука! В этот период мы стали с отчимом еще ближе, я стала называть его Димочкой. Мама же с внуком Сашкой были как будто одногодки. Играли, общались и хохотали на равных. В маме сохранилось очень много детского — в ее характере были и наивность, и непосредственность, хотя со стороны этого никогда не скажешь. Она даже обижалась как ребенок.

Мама никогда не была ни ханжой, ни занудой: всю жизнь любила пококетничать, носила короткие платья, большие вырезы. Но при этом была очень цельным человеком, и в этой ее цельности всегда присутствовали два качества — отзывчивость и стремление помогать. Мама ненавидела что-либо просить, никогда в жизни ничего не попросила для себя, но другим никогда не отказывала. Еще когда работала в Театре киноактера, они вдвоем с Зинаидой Кириенко обивали пороги чиновников, «работая лицом», чтобы выбить кому-то квартиру, кому-то место в хорошей больнице, телефон, звание, путевку… Мама делала добро очень легко и естественно и никогда об этом не рассказывала. А потом люди подходили и говорили: «Как я вам благодарен». Многие помнят, как мама помогла своему партнеру по фильмам «Цыган» и «Возвращение Будулая» Михаю Волонтиру. Тогда с помощью мамы и телевидения удалось собрать очень большую сумму ему на лечение, что спасло и продлило жизнь бедствовавшему актеру.

Кстати, в том, что Волонтир попал в киноэпопею про Будулая, есть и моя заслуга. Актера на главную роль искали очень долго. А до этого мой муж, режиссер Андрей Малюков, снимал Волонтира в фильме «В зоне особого внимания». С мамой Михай тоже когда-то снимался — в фильме «Корень жизни». Но не произвел на нее особого впечатления. В жизни он вообще не был харизматичным мужчиной, только на экране выглядел органично и очень мужественно. И я посоветовала маме: «Попробуйте Волонтира, он хороший артист. Абстрагируйся от того, какой он в жизни». Мама сначала очень сомневалась, но я ее уговорила посмотреть фильм «В зоне особого внимания», и она со мной согласилась. Как известно, успех «Цыгана» превзошел все ожидания во многом благодаря Лучко и Волонтиру, и зрители потребовали продолжения. Так через шесть лет появилась картина «Возвращение Будулая». А у мамы и Михая в итоге сложились очень теплые партнерские отношения.

Клара Лучко
«Такой огромной любви, как у папы к маме, я никогда в жизни больше не видела. Они, как вечные молодожены, тайком от меня по комнатам целовались, я не раз их заставала врасплох» В фильме «Год,  как жизнь». 1965 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО

Последний мамин фильм, точнее сериал, в котором она снималась, так и не вышел на экран из-за каких-то технических сложностей. А ведь на этих съемках мама сильно подорвала здоровье. У нее и до этого болела нога, она уже начинала прихрамывать. Тем не менее практически через день ездила в Питер на съемки, и так почти год. Некоторое время ей удавалось скрывать от всех свою проблему. Но все стало очевидным, когда снималась сцена, где мама с Кириллом Лавровым идут по заснеженной дорожке. Больная нога вдруг подкосилась, и мама упала в сугроб. Они с Лавровым сымпровизировали — я потом это на пленке видела: сделали вид, что мама поскользнулась по роли. Как молодые, стали кидать друг в друга снегом, смеяться… Но когда камеру выключили, сама мама встать не смогла. Не знаю, какими усилиями она доехала до гостиницы, а потом и до Москвы, но когда я пришла за ней в купе, нога все еще не работала. До такси я несла маму практически на себе. После этого инцидента чего мы с Димой только не предпринимали, как только не убеждали, чтобы отговорить ее от дальнейших поездок в Санкт-Петербург, но это было совершенно бесполезно. Мама тихим голосом говорила: «Я поеду, меня ждут». И еще разыгрывала перед нами спектакль, не позволяя себе хромать и делая вид, что у нее ничего не болит. В Питере ей кололи обезболивающие, и мама продолжала выкладываться на съемочной площадке.

Я сохранила ее туфли на высоченной шпильке, в которых мама выходила на сцену до последнего дня. На своих творческих вечерах она стояла в них по полтора часа, улыбаясь. А мне потом рассказывала: «Стою на сцене, смотрю в зал и с ужасом замечаю, что люди принесли цветы». Когда цветы подносят к сцене, за ними надо наклониться, потом изящно распрямиться, а боль в ноге была такая, что искры из глаз сыпались. Теперь, когда мне в жизни бывает тяжело, я смотрю на эти туфли, вспоминаю маму и поражаюсь ее силе воли. Мама очень любила красивые вещи, она обожала примерять одежду. Поэтому в последний год я часто приносила маме в подарок какие-нибудь новые наряды, многие привозила из-за границы. И она, как бы плохо себя ни чувствовала, сразу же сползала с дивана и шла переодеваться. Процесс примерки возвращал ей силы. Из спальни выходила уже другим человеком — в новом платье, обязательно в туфлях — и шла по коридору походкой от бедра...

Пережив маму на несколько лет, Дима жил воспоминаниями о ней, издавал книжки. У мамы ведь удивительная женская судьба: в ее жизни было двое мужчин, которые ее любили больше, чем самих себя, что мужчинам вообще-то не свойственно. Через все испытания мама прошла с достоинством. Сегодня в Интернете о любом артисте можно найти какие-нибудь сомнительные истории, кроме моей мамы. Так достойно прожить жизнь надо суметь!

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram
Драник «Решти» с горбушей горячего копчения: рецепт от Александра Бельковича
«Для приготовления классического швейцарского драника «Рёшти» вам понадобится сковорода диаметром 24 см», — говорит шеф-повар и телеведущий Александр Белькович.




Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог