Екатерина Волкова: «Я теряю самых любимых мужчин»

«У меня не было больше сомнений, что я справлюсь с любыми трудностями и сама поставлю на ноги троих детей».
Наталья Дьячкова
|
22 Июня 2011
Фото: Марк Штейнбок. Место съемки: Конноспортивный клуб и ресторан парк-отеля «ОтрадА». На Екатерине комбинезон L.G.B. (ТД «ЦУМ»)

«Я— терпеливая, многое могу выдержать. Испытания меня закалили, сделали сильнее, мудрее. Но иногда такое отчаяние охватывает!.. И тогда я чувствую себя какой-то древней женщиной, сильно утомившейся от житейских неурядиц», — признается актриса Екатерина Волкова, которая в одиночку растит троих детей.

— До десяти лет я ощущала себя абсолютно счастливым человеком, ведь у меня была настоящая семья — папа, мама, брат Женя.

«Крах нашей дружной семьи я переживала очень болезненно»
«Крах нашей дружной семьи я переживала очень болезненно»
Фото: Фото из семейного альбома

Самые мои дорогие, самые любимые люди. Женька (он старше на девять лет) слушал прогрессивную музыку — Виктора Цоя, «Машину времени», «Lеd Zeppelin» — и ужасно презирал меня за то, что я спала в обнимку с пластинками «Мodern Talking» и «Миража». (Смеется.) Очень серьезным был парнем, а я, наоборот, — легкомысленная девчонка, импульсивная, взбалмошная. Братом страшно гордилась: красивый, статный, умный. Девушки были поголовно в него влюблены. Мне вообще казалось, что в нашей семье лучшие мужчины на всем белом свете. Папа — высокий голубоглазый красавец, с белыми, рано поседевшими кудрями. Работал инженером на Севере, летал в Сургут, но в душе был поэтом — писал стихи, пел песни. А как играл на баяне!.. У меня сердце замирало от восторга, когда папа доставал баян со словами: «А ну-ка, Катеринка, изобрази цыганочку с выходом!»

И я, счастливая, мчалась в мамину комнату, надевала ее шелковый халат и старательно отплясывала цыганочку. Отец был человеком-праздником, любил шумные компании — погудеть, попеть. Я музыкальная — в него. В детстве все время пела. Помню, он везет меня на плечах из садика, а я пою во весь голос. Когда замолкаю, он останавливается. Начинаю новую песню — и мы продолжаем путь. Такая у нас была игра… Отца я просто боготворила! И его уход из семьи стал в моей жизни первой большой трагедией. Нам с братом родители не объяснили, что между ними случилось. Мама тогда всю себя отдавала мне, засыпала в кресле со мной на руках, пытаясь унять очередной приступ астмы. У меня вдруг проявилась эта болезнь… Наверное, папе не хватало ее внимания, и в какой-то момент он не выдержал, ушел.

Сказал маме: «Дети останутся с тобой, так им будет лучше». Потом он несколько раз пытался вернуться. Говорил, что страдает без нас, просил у мамы прощения, и мы с Женей, глотая слезы, умоляли маму его простить. Но она расценила папин поступок как предательство и не простила — не смогла. Гордая… После развода родителей с папой я виделась крайне редко. Он уехал из Тольятти в Жигулевск, женился там на женщине с двумя детьми и полностью погрузился в свою новую семью. А мне так его не хватало! Помню, выхожу как-то из школы со своей закадычной подругой, а во дворе папа стоит. От неожиданности я остолбенела, обрадовалась страшно. А папа был какой-то отстраненный, не родной. Почему-то сказал Оле, что она, мол, настоящая красавица. Так обидно было это услышать. Мне-то он никогда не говорил, что я красивая… Крах нашей дружной семьи я переживала очень болезненно.

«На нашей кухне устраивались бандитские сходки. Гости напивались и засыпали на полу...»
«На нашей кухне устраивались бандитские сходки. Гости напивались и засыпали на полу...»
Фото: Фото из семейного альбома

На нервной почве участились приступы астмы, и мама бесконечно моталась со мной по больницам. Со временем с потерей отца я смирилась, и мои приступы постепенно сошли на нет… Мама помощи у отца не просила принципиально, тянула нас с братом одна. Женя учился в медицинском институте, ему надо было помогать. Мама — врач высшей категории, но зарабатывала немного. Она перешивала мне вещи из своих, вязала и меня рукодельничать научила. После аварии на Чернобыльской АЭС поехала в радиоактивную зону спасать людей. Сделала это ради нас — ей пообещали хороший заработок. В Чернобыле мама проработала три месяца, а меня оставила с нашей дальней родственницей. Я чуть с ума не сошла без нее! У меня всегда была наисильнейшая привязанность к маме.

Она у меня очень строгих нравственных правил, мужчин в наш дом не приводила. Говорила мне на полном серьезе: «Что если я выйду замуж, а отчим станет к тебе приставать? Такие истории случаются сплошь и рядом». За меня она тревожилась как-то даже маниакально, контролировала каждый шаг. На дискотеки не отпускала, гулять с друзьями допоздна мне тоже было запрещено. По вечерам я должна была сидеть дома за пианино, читать книги. Но, при всей любви к маме, я была девушкой строптивой и такую принудительную опеку терпеть не хотела. Стремилась побыстрее стать взрослой, самостоятельной. Поэтому и сбежала из дома в 17 лет. Влюбилась в первого, кто подвернулся под руку, и недолго думая выскочила замуж.

Я тогда училась в музыкальном училище, а Алексей был знаком с моей подругой и встречал нас после занятий на своей «копейке».

Он так бесстрашно и лихо гонял на ней, аж дух захватывало, ну я и «подсела» на скорость. А в

18 лет уже Леру родила… И мы с маленькой дочкой попали в реальный детектив. Муж в лихие 90-е занимался криминальным бизнесом. Так что на нашей кухне устраивались бандитские сходки, на которых обсуждались какие-то разборки, перестрелки, незаконные махинации. Гости гудели ночами, напивались и засыпали вповалку на полу, а по утрам я с крохотной Лерой на руках, переступая через бездыханные тела, пробиралась к холодильнику, чтобы покормить малышку… Разумеется, совсем не такой представляла я свою самостоятельную жизнь. Насилу вырвалась из этого кошмара, вернулась с Лерой к маме, которая с готовностью взяла на себя заботы о внучке, лишь бы я продолжала учиться.

За то, что мама отпустила меня в Москву, буду ей благодарна всю жизнь. Ведь я попала в РАТИ к Марку Захарову, в дипломном спектакле играла булгаковскую Маргариту —роль, о которой мечтает любая актриса. После института меня взяли в труппу РАМТа, и я сразу начала репетировать Эвридику Жана Ануя. Мне тогда казалось, что я могу все, что в жизни нет ничего невозможного. Чувствовала себя счастливой, свободной, буквально летала… И тут нашу семью постигла страшная беда.

У моего брата была сложная личная история. Он рано женился, родил четверых сыновей — Ивана, Семена и двойняшек Лешу и Диму. По профессии Женя акушер-гинеколог, работал в медсанчасти. Там у него случился роман с медсестрой, которая родила дочку. Жена ему этого не простила и настояла на разводе. После этого видеться с сыновьями Женьке она не давала.

Он очень страдал… С мамой дочки отношения у брата тоже не сложились. Как-то он позвонил мне в Москву: «Катюша, я нашел классную девчонку! Оля работает в нашем отделении медсестрой. У нас любовь, душа в душу. Приезжай на свадьбу». И в это же время мама наша тоже вдруг решила выйти замуж, за бывшего одноклассника. Они договорились с Женей сыграть обе свадьбы в один день… Я приехала. Стою в загсе, и у меня ощущение, что мир сошел с ума. Сначала расписывают маму с ее женихом, потом — брата с его невестой. И как-то все это выглядит неправильно, нелепо… Знаете, у Жени на голове были две лысеющие макушки, и, когда мы были в загсе, мамина подруга неожиданно говорит мне: «Кать, ты же в Москве живешь, почему не нарастишь брату волосы?..» А спустя несколько дней мне задали похожий вопрос — в морге: «Волосы будем пришивать?..»

«Очень мне хотелось иметь статус официальной супруги, и я его получила. Но жить с мужчиной без любви не смогла»
«Очень мне хотелось иметь статус официальной супруги, и я его получила. Но жить с мужчиной без любви не смогла»
Фото: Фото из семейного альбома

Потом уже, тысячу раз прокручивая в голове эту абсурдную свадьбу, я думала, что Женя специально устроил праздник, чтобы собрать всю родню и попрощаться с нами. Ему было совсем не до веселья, он думал о чем-то своем, выглядел каким-то потерянным... Говорил с горечью: «Эх, сестренка, как же неправильно я живу! Я ведь один из лучших специалистов по убийству. Иногда делаю аборты, когда уже делать этого нельзя. Но меня умоляют, платят деньги, и я соглашаюсь. Ради чего? Разве счастье заключается в деньгах, в квартирах, гаражах, машинах? Нет... Не хочу, не могу больше так жить. Хочу в деревню, где тишина и покой…» Вот какие мысли мучили его во время свадебного торжества…

На второй день гуляли порознь: молодые — у себя, ну и немолодые тоже у себя.

Вдруг звонит Оля: «Кать, мы с Женей поругались, он психанул, схватил патроны и убежал. Я не смогла его остановить. Мне страшно». А в гараже у брата было ружье. Хотя он никогда не ходил на охоту, только все время собирался… Я даже не успела толком понять, что происходит, как снова звонок. Это Женя. «Катя, я вас очень люблю и прошу: забери мое тело! Не хочу, чтобы над ним глумились, приезжай в медгородок». Я в ужасе ору в трубку: «Что ты такое говоришь?! Что за бред?! Не смей! Не смей!!! Ты о маме подумал?!» Но он меня не дослушал, бросил трубку… Впопыхах одеваясь, стараюсь спокойно объяснить маме свой срочный уход из дома, хотя меня всю колотит: «Мам, мне надо Женьку найти. Они с Олей поссорились, он куда-то ушел…» — «Я тебя никуда не отпущу, ночь на дворе. На улице полно наркоманов и алкоголиков. Успокойся. Милые бранятся — только тешатся».

Господи, как же потом она кляла себя за то, что ее материнское сердце молчало, не почувствовало беды... Жене было всего 34 года. Он застрелился в своем гараже, его нашел сторож. Ружье, как у Чехова, рано или поздно должно было выстрелить… (Надолго замолкает.) Впервые я так близко увидела смерть. Женю мы похоронили в глухой деревне в Ульяновской области, откуда мама родом. Исполнили его последнее желание — он же говорил мне, что хочет туда, где тишина и покой. От Тольятти до этого места триста километров. В детстве мы с братом там постоянно проводили лето. Бабушка учила меня доить корову, запрягать-распрягать лошадь, носить воду на коромысле. Мы с Женькой в лесу легко ориентировались, без взрослых ходили за ягодами, за грибами. Вот там он и остался навечно… (Грустно улыбается.) После смерти Жени я подумала: нас с мамой преследует злой рок.

«Многих знакомых наша пара повергала в шок»
«Многих знакомых наша пара повергала в шок»
Фото: PHOTOXPRESS.RU

Мы же потеряли самых любимых мужчин. Сначала ушел из семьи отец, потом не стало Жени… За маму я страшно боялась. Она окаменела. Совсем не плакала, ни с кем не разговаривала. Из нее как будто ушли все жизненные соки, осталась только телесная оболочка. Со вторым мужем она рассталась сразу — строить какую-то новую жизнь для нее было невозможно. Я помочь ей ничем не могла, поскольку жила далеко, в Москве. Наоборот, мамочка мне помогла. (С горькой улыбкой.) Так уж получилось, что вместе с братом. Мама продала две квартиры — Женькину и свою, и на эти деньги мы купили мне московское жилье, небольшую двушку. Тогда уже я забрала дочку к себе, и в первый класс Лера пошла здесь. Сама же мама осталась без квартиры, жила на даче… Несколько лет она была абсолютно каменной.

Слава Богу, Женя оставил ей четверых внуков, и они хоть как-то примиряли маму с жизнью — общаясь с ними, она оживала. Сейчас пацаны уже взрослые, выросли огромные, под два метра, и все очень похожи на отца — те же глаза, мимика, улыбка. У меня мурашки бегут по коже, когда узнаю в них Женю…

Шесть лет назад на нас с мамой снова свалилось испытание. У нее обнаружили рак щитовидной железы. Аукнулся Чернобыль — она там получила мощную дозу облучения. Трудно выразить тот страх, с которым я ждала операции. Черные мысли о том, что могу потерять еще и маму, не оставляли ни на секунду. Я ходила в церковь и молила Бога о ее спасении… Без веры жить невозможно, без нее я, наверное, сошла бы с ума. Бог есть, я это знаю. И в самые счастливые мгновения говорю вслух: «Бог есть!» Когда операция по удалению опухоли прошла успешно, я ликовала: «Бог есть!..»

В последнее время мама подолгу живет со мной в Москве, помогает мне с детьми. С рождением Богдана, а потом Сашеньки она постепенно стала отключаться от своего горя, от своих болезней, снова стала улыбаться... Мы с мамой невероятно близки, хотя по характеру абсолютно разные и общий язык порой найти не можем. Я ее убеждаю, что нельзя хранить обиды в душе, так как они уничтожают нас изнутри. Но она до сих пор не может простить отца. После того как, побывав в прошлом году в Тольятти, я с ним встретилась, мама два месяца со мной не разговаривала. Я этого понять не могу. Так же, как и то, что до сих пор мама относится ко мне как к ребенку, объясняет, что делать прилично, а что — нет. А я считаю, что самое неприличное — быть несчастливой. Полностью солидарна с Володиным, который писал: «Стыдно быть несчастливым».

Вот и ищу свое счастье. Но пока не нахожу. Мама часто говорит мне: «Все твои беды оттого, что ты полностью открываешься своим мужчинам. Нельзя быть такой доверчивой, откровенной». Но я такая, какая есть. Никогда не держу фигу в кармане, не умею играть в чувства. Если люблю, то бросаюсь в омут с головой. Любовь — дар Божий. Когда ее нет, возникает пустота, которую ничем не заполнить. И я благодарна Богу за все испытания, за то, что он подарил мне возможность пережить настоящие, глубокие чувства…

Эдуарда Боякова (в конце 90-х — директор РАМТа и генеральный директор фестиваля «Золотая маска». — Прим. ред.) я любила безумно, до исступления. Он был моим Пигмалионом — пытался что-то вылепить из не сильно образованной девушки.

Заставлял читать книги по истории мировой художественной культуры и конспектировать прочитанное, знакомил с удивительными людьми, брал с собой на театральные фестивали, премьеры. С Лерой в мое отсутствие оставалась няня… Я восхищалась Бояковым, больше всего на свете хотела выйти за него замуж, родить от него ребенка. Но он был женат и очень боялся что-либо в своей жизни менять. Успевал к тому же крутить романы, а я сходила с ума от ревности, от невозможности быть все время с ним рядом. Кажется, вся театральная тусовка знала о моем безумии. Это было похоже на болезнь, я страшно страдала. Попала в мощнейшую зависимость от этого человека, по-настоящему стала рабой своей любви. Эдуард тоже был сильно привязан ко мне, но моя привязанность, как мне кажется, пугала его, тяготила. Мы оба любили и страдали, постоянно ругались, разбегались, снова сходились, после очередного скандала опять расставались — и так до бесконечности…

«Мы живем в доме 1917 года постройки. Комнатки крохотные. Постоянно приходится решать какие-то проблемы — то трубы потекут, то полы пойдут буграми... Я терпела долго, но когда по квартире забегали мыши, поняла: все, это крайняк»
«Мы живем в доме 1917 года постройки. Комнатки крохотные. Постоянно приходится решать какие-то проблемы — то трубы потекут, то полы пойдут буграми... Я терпела долго, но когда по квартире забегали мыши, поняла: все, это крайняк»
Фото: Михаил Клюев

В какой-то момент я поняла: если не разорву этот порочный круг, просто не выживу. И приняла решение: пора уже устраивать свою личную жизнь, создавать семью. Очень уж хотелось иметь статус официальной супруги, и я его получила — вышла замуж за продюсера Сергея Члиянца, который долго и настойчиво меня добивался. Наверное, так я попыталась отомстить Боякову. Ну и, казалось бы, чем не идеальный вариант? Муж — хороший человек, меня очень любит, обеспечивает, условия жизни комфортные: мы поселились в огромной квартире на Лесной, которую Члиянцу выделил по госцене Союз кинематографистов. Что еще надо? Живи да радуйся… Но оказалось, что я не могу жить с мужчиной без любви. Совсем. С колоссальным самопреодолением выдержала два года, причем полгода из них провела за границей, снимаясь в сериале «КГБ в смокинге»…

Я должна любить мужчину, иначе чувствую себя несчастной, задыхаюсь. Тогда я стала задыхаться в буквальном смысле слова: у меня вдруг снова начались приступы астмы. Так что в этом благополучном браке я превратилась в задыхающегося психа… В результате из шикарной квартиры Члиянца убегала не оглядываясь. Мне уже ничего от него не было нужно, хотелось только побыстрее стать собой, восстановить душевное равновесие… Вскоре после разрыва с Члиянцем на семинаре по йоге я вновь встретила Боякова, и… отношения опять закрутились. Но ненадолго. Правда, на этот раз Эдуард предложил мне стать его женой. (Смеясь.) Но пока я раздумывала над его предложением, познакомилась с Лимоновым. И получилось, что вышла замуж не за Первого Эдуарда, а за Второго.

— Неужели вы всерьез думали, что с «революционером» Лимоновым возможно создать настоящую семью?

— Об этом я вообще не думала, шла на поводу у сердца.

Знаю, что многих людей наша пара повергала в шок. Некоторые и раньше считали меня сумасшедшей, а когда я связалась с Лимоновым, окончательно в этом утвердились. Наверное, отчасти они правы… (Улыбается.) Но я же влюбилась в талант, книги Лимонова меня просто ошарашили, а потом и сам он покорил меня. Лимонов — человек интеллигентнейший, образованнейший, честный, с чувством юмора, а я очень ценю в мужчинах эти качества. Нам было хорошо вместе, интересно. Мы могли ночи напролет просиживать вдвоем на кухне. Пили вино, болтали, спорили, читали стихи, что-то сочиняли.

«Дети очень любят отца, скучают, всегда ждут. Каждый раз, когда звонят в дверь, кричат: «Папочка пришел!» У меня сердце разрывается…»
«Дети очень любят отца, скучают, всегда ждут. Каждый раз, когда звонят в дверь, кричат: «Папочка пришел!» У меня сердце разрывается…»
Фото: Михаил Клюев

Мне безумно нравилось слушать Эдуарда — он ведь так неординарно мыслит, так умно, красиво говорит!.. Каждое утро, даже если ночью не сомкнул глаз, он садился за стол и писал несколько страниц. Я сидела рядом и не дыша наблюдала за тем, как он работает. Смотрела на мужа с обожанием, восхищалась его дисциплинированностью, аскетизмом, невероятной волей к жизни. Вы посмотрите, в какой он отличной физической форме в свои шестьдесят с лишним лет — молодых за пояс заткнет. Настоящий мужчина… По сути, Лимонов был приходящим мужем, жил отдельно, в съемной квартире. Я прописала его в свою двушку, потому что ему нужно было получить загранпаспорт, а у него была только временная регистрация. Но жить у меня, вместе с моей мамой и дочкой, Лимонов не мог. Ему же нужно личное пространство, рабочий кабинет. Возможно, если бы были нормальные условия для семейной жизни, все у нас и сложилось бы.

Или если бы я могла посвятить всю свою жизнь полностью и без остатка знаменитому писателю и политику… Но, к сожалению, я не оправдала гордое звание «жены революционера», эта ноша оказалась мне не по силам. Моя миссия на земле — плодиться и размножаться. (Улыбается.) Я давно мечтала о сыне. Бог дал мне его, и я была счастлива. Лимонов тоже, ведь Богдан — это его первенец, наследник. Но он совсем не был готов к тому, что я маниакально растворюсь в материнстве, а он окажется на заднем плане. И хотя я любила своего мужа очень сильно, он убил мое чувство. Как говорится, одним неловким движением. Как-то рано утром маленький Богдан расплакался, я забрала его к нам в постель, и Лимонов, недовольный тем, что малыш ползает по нему, тычет в глаз пальчиком, раздраженно сказал: «Кать, убери его, я хочу спать!»

Эти слова меня буквально убили. Я вдруг поняла, что рядом со мной лежит совершенно чужой человек. Мы с ним не только не единомышленники в любви к ребенку, но даже антагонисты. Лимонову необходимо воевать, судиться, бороться за какие-то идеи. А моя страсть — дети, и вообще я за мир во всем мире… Умом я уже понимала, что общего будущего у нас с мужем нет, мы чужие, однако какое-то время все же пыталась сохранить хотя бы видимость нормальной семьи. Но когда снова забеременела, решила твердо: пора расставаться. Быть многодетной матерью и женой революционера — это уже явно перебор. На Рождество объявила о своем решении Лимонову и, беременная, с полуторагодовалым Богданом на руках, уехала в Индию. Чувствовала, что надорвалась, очень устала — в последнее время активно снималась, да и ребенок в утробе забирал энергию.

Мне надо было восстановиться, набраться сил, подумать о том, как жить дальше. В Гоа я почувствовала себя совершенно счастливой. Мы жили в тихой деревушке, где бегали свинки, курочки. К нам приехала Лера, я ее отпросила из школы… Там я поняла, что такое настоящая жизнь. Это когда никуда не надо спешить и ты имеешь возможность наслаждаться каждым мгновением. Можешь любоваться закатами и рассветами, заниматься йогой на берегу океана, рисовать со своими детьми картины на песке, строить из него замки, города. Я так радовалась, что могу подарить детям эту сказку! И Сашенька в моем животе питалась только здоровой пищей и положительными эмоциями… Короче говоря, я вернулась из Индии обновленной. У меня не было больше сомнений в том, что я справлюсь с любыми трудностями и сама смогу поставить на ноги троих детей.

«С Лерой у нас был заключен договор: никогда не врать друг другу. И когда однажды ее вранье было раскрыто, она получила по полной...»
«С Лерой у нас был заключен договор: никогда не врать друг другу. И когда однажды ее вранье было раскрыто, она получила по полной...»
Фото: Марк Штейнбок. На Валерии Платье ILARIA NISTRI, Майка HAIDER ACKERMANN

Что Бог ни делает — все к лучшему. Если Господь дал мне детей, обязательно даст и на детей.

— Лимонов каким-то образом участвует в воспитании Богдана и Саши, помогает вам материально?

— Он дает мне 20 тысяч рублей в месяц, но я знаю, что, будь у него возможность, непременно давал бы больше. Лимонов бессребреник, у него просто нет денег, они его вообще не интересуют. Поэтому я от него ничего и не требую. Хотя нет, все-таки иногда требую. Недавно попросила велосипед для Богдана. Сказала: «Ребенок чувствует себя ущемленным. Мы гуляем в парке, и все мальчишки приезжают на личном транспорте, а наш сын смотрит на них с завистью». И вскоре папа привез ему велик… К Лимонову, как ни странно, я испытываю благодарность.

А как иначе? Ведь он отец моих детей. Богдану сейчас четыре года. Внешне он моя копия, но личность поэтическая, как отец. Все время рифмует слова, говорит стихами. Фантазер, мечтатель. А Саша у нас вообще уникум. Она с девяти месяцев четко и ясно выражает свои мысли. В два года уже вовсю проявляет строптивый нрав, всех нас строит. У них обоих абсолютный слух, и каждый вечер перед сном у нас начинаются концерты. Пока все любимые песенки не перепоют, спать отказываются… (Улыбается.)

Обидно, что их папа не видит, как они растут. Лимонов нас навещает, но редко — где-то раз в два месяца. Он ведь человек несвободный: у него постоянно какие-то суды, ходит повсюду с охранниками. Я вижу тоску в его глазах, понимаю, что он устал бороться с властями, но, поскольку сам заварил эту кашу, не может все бросить, оставить своих пацанов, которые сидят в тюрьмах по политическим статьям…

А дети его очень любят, скучают, всегда ждут. Чуть ли не каждый раз, когда звонят в дверь, кричат: «Это папа! Папочка пришел!» — и бегут наперегонки его встречать. У меня сердце разрывается… Саша гордо всем сообщает: «Мой папа — в тюрьме!» Не знаю, откуда она это взяла. Мы ей не говорили такого, да она вообще никогда не спрашивала, где папа. По-моему, Сашенька особенно остро нуждается в отце. Если ко мне приходят друзья мужского пола, тут же выбирает себе объект, залезает к нему на коленки, и ее оттуда калачом не выманишь. Строит глазки, кокетничает, старается произвести впечатление… Вот ведь как получилось — дети повторяют мою судьбу, так же растут без отца, и мне от этого горько. Лере, конечно, хуже всех, папаша ее даже с днем рождения не поздравляет…

«Мне так хочется просто жить! Но вместо этого постоянно приходится бороться за выживание…»
«Мне так хочется просто жить! Но вместо этого постоянно приходится бороться за выживание…»
Фото: Марк Штейнбок. На екатерине комбинезон ROBERTO CAVALLI

Да и материнского тепла я девочке недодала — училась, занималась своей карьерой. Зато постаралась воспитать ее воином. Помню, когда мы с ней воссоединились в Москве, я нам обеим устроила веселую жизнь. Лера тогда только в первый класс пошла. Так мы вставали каждое утро в полседьмого и принимали ледяную ванну. Сначала я показывала пример: желала счастья всем живым существам и с головой погружалась в воду. Лера глядела на это, и губы у нее синели, а глаза наполнялись ужасом. Но я заставляла ее вслед за мной залезать в ледяную воду и ни на какие уговоры о пощаде не поддавалась. Зато я ее закалила, она у меня совсем не болела.

— Ну вы кремень. Неужели не было жалко бедную ­девочку?

— Очень было жалко. Клянусь. Но я считаю, что ребенка надо научить преодолевать свои страхи.

При этом я, в отличие от своей мамы, давала дочери полную свободу, не считала нужным ходить за ней по пятам. У нас был заключен один договор: никогда не врать друг другу. Как-то я ей сказала: «Лер, я тебя уважаю и приму всегда, что бы ты ни сделала. Главное, не обмани мое доверие, будь со мной честной». И когда однажды вранье было раскрыто, она за это получила по полной… Дочь по-тихому прогуляла сольфеджио, а я случайно об этом узнала. Казалось бы, мелкая ложь, но ведь все начинается именно с мелочей. Я была в ярости. Вообще-то меня трудно вывести из себя, но в гневе я страшна. Не сдержалась — ударила Леру, и очень сильно. Она ужасно испугалась, рыдала у себя в комнате. И я втайне от нее плакала, чувствовала перед ней вину. И все же думаю, что поступила тогда правильно, Лера запомнила этот урок на всю жизнь…

С рождением Богдана и Сашеньки я осознала, что моя старшая дочь уже совсем взрослая. Она запросто справляется с маленькими, я могу оставить ее с ними и быть совершенно спокойной. Лера здорово облегчает мне жизнь. Ей уже восемнадцать. Она успешно окончила немецкую школу, и диплом позволит ей бесплатно учиться в Марбурге, в колледже при университете. Лера уже несколько раз была в Германии, ездила туда от школы по обмену. В Берлине у нее есть бойфренд Самуэль, у них любовь уже два года. Его мама тоже актриса, а отец — режиссер Мюнхенского театра. Самуэль приезжал в гости, жил у нас. Хороший мальчик — воспитанный, красивый, талантливый. Я приняла его сразу, потому что вижу: Лера по-настоящему его любит. Очень хочу, чтобы она была с ним счастлива.

— Не боитесь, что в скором времени Лера, по вашему примеру, сделает вас бабушкой?

— Думаю, это мне не грозит. Дочка, в отличие от меня в ее возрасте, понимает, что такое маленькие дети: она же нянчится с братом и сестрой. Так что пускай поживет еще для себя, насладится молодостью, свободой. И вообще, она девочка разумная, осознает: мы и так впятером с трудом помещаемся на наших сорока семи метрах — нам тут только немца не хватает и еще одного младенца… (Смеется.) Честно скажу, квартирный вопрос очень сильно испортил мне жизнь. Я не могу его решить и никаких перспектив не вижу. Двухэтажный дом, в котором мы живем, очень старый, 1917 года постройки. Комнатки крохотные. В одной — малыши с бабушкой, в другой — мы с Лерой. Спим с дочкой на одной кровати — вторую просто некуда поставить.

Да еще постоянно приходится решать какие-то проблемы: то трубы потекут, то полы пойдут буграми... Я очень терпеливый человек и терпела долго, но когда по квартире забегали мыши, поняла: все, это крайняк. Позвонила в СЭС, явился бомжеватого вида мужик, дыхнул перегаром: «Ну, значит, я должен повсюду раскидать отраву». Я пришла в ужас: «Да вы что?! У меня ребенок везде ползает и все тащит в рот…» Он: «А что я могу сделать?! Не хотите — не надо» — и ушел. Пришлось бороться с мышами самостоятельно: ставили мышеловки, гонялись за ними. Кошмар! Все время были настороже, Саше ползать по квартире не давали… Короче говоря, я дошла до точки кипения и нарушила свой принцип: никогда ничего ни у кого не просить. Обратилась в жилищный департамент мэрии с просьбой помочь мне, многодетной матери, купить трехкомнатную квартиру по льготной цене, в рассрочку.

Эпопея растянулась почти на год. Я собирала кучу разных справок, ходила по кабинетам, простаивала в диких очередях. Но в результате мне отказали. Потому что, дескать, я сама виновата: ухудшила жилищные условия детей, прописав маму, а потом еще и Лимонова. (Со вздохом.) Думаю, главная причина отказа все же в нем.

— А что, Лимонов все еще прописан в вашей квартире?

— Не могу же я выписать его в никуда, на улицу. Это как-то не по-человечески. К тому же мы до сих пор официально не разведены, хотя и не живем вместе уже три года. Нет у меня ни времени, ни сил заниматься еще и этим. Но, видимо, все-таки придется заняться. Может, после этого хоть что-то в моей жизни изменится. А то ситуация тупиковая.

Не знаю, у кого просить помощи… Тут еще у нас под окнами начали строить многоэтажный дом, и с утра до ночи стоит такой страшный грохот, что хочется застрелиться. А я сейчас провожу дома много времени, потому что в работе — пауза: месяца два назад закончила сниматься у потрясающего режиссера Александра Прошкина в фильме «Искупление», и новых предложений пока нет… Знаете, иной раз мне кажется, что против Кати Волковой ополчился весь мир. Такое порой отчаяние охватывает! Бывают моменты, когда чувствую себя какой-то древней женщиной, сильно утомившейся от житейских неурядиц. А ведь мне так хочется просто жить! Но вместо этого постоянно приходится бороться за выживание… И все равно я люблю жизнь.

— Катя, вы женщина яркая, эффектная. Наверняка богатые и обеспеченные мужчины обращают на вас внимание.

Неужели не было возможности устроить свою жизнь?

— Недостатка во внимании мужчин я никогда не испытывала, но, видимо, моя беда в том, что любить человека исключительно за деньги я не умею. И жить без любви тоже не умею. Одна моя подруга — ей 46 лет, и она давно уже одна — говорит: «Все равно я верю в то, что найду своего единственного и неповторимого. Но, к сожалению, приходится искать методом тыка…» После расставания с Лимоновым у меня были романы, но недолгие, ничего серьезного из них не вышло. Однако, как поется у Цоя, «смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Кажется, я дождалась. Есть у меня сейчас один герой на примете… (Смеется.) Мы познакомились месяц назад. Я пришла в ресторан на встречу с режиссером Валентином Гнеушевым, который предложил мне роль Коломбины в спектакле «Веселая смерть» по Евреинову.

И вот обсуждаем мы наши планы, а за соседним столиком сидит в одиночестве мужчина и не отрываясь смотрит на меня. Мы с Гнеушевым провели там часов пять, и все это время тот человек меня гипнотизировал. И загипнотизировал. Не выдержав, я сама к нему подошла. Говорю: «Слушайте, может, мы знакомы? Вы так выразительно на меня смотрите». — «Нет, — отвечает, — но давайте познакомимся. Запишите мой телефон и позвоните, когда захотите, в любое время». Я послушно забила его номер в свой мобильник, вызвала такси и уехала — в другой ресторан, занимать денег у приятелей. Выхожу на улицу с добычей и почему-то тут же набираю номер нового знакомого: «Мне нужна помощь, отвезите меня, пожалуйста, домой». — «Ждите, — говорит, — скоро буду». Стою, жду. Подъезжает белая машина, красивая.

Прямо как в сказке, принц на белом коне. (Смеется.) Всю дорогу мы молчали, только время от времени, опять как загипнотизированные, смотрели друг на друга. К счастью, он и на дорогу иногда поглядывал, так что добрались без приключений… А через день были майские праздники, и мне надо было съездить по делам в Суздаль. Вдруг мой Принц присылает эсэмэску: «Как дела? Какие у тебя планы?» «Поехали в Суздаль», — пишу в ответ. Он: «Когда выезжаем?» Я: «Ты только не пугайся, я буду не одна. Но они очень милые…» И мы вышли к нему втроем: я, Богдан и Сашенька. Сюрприз удался! (Смеется.) Мне кажется, в нашей компании моему новому знакомому было не скучно. Дети сразу нашли к «дяде» подход, играли с ним, возились. А я, покончив с делами, отдыхала, загорая на солнышке.

— Неужели ваш кавалер ничего раньше не слышал и не читал об актрисе Кате Волковой и ее бурной личной жизни?

— Нет. Он далек от мира искусства. Не хотела бы пока объяснять, чем он занимается, и рассекречивать его имя. Очень боюсь сглазить, ведь у нас все еще слишком хрупко. Но, честное слово, это похоже на любовь — большую и ­настоящую… В телефоне моего Принца я обозначена как «ОНА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!». Он дарит цветы, может иной раз просто заскочить ко мне домой на минуту и привезти что-нибудь вкусненькое. Если мне куда-то надо поехать, а у него неотложные дела, присылает водителя, чтоб меня отвез. Помог мне отправить малышей к маме на дачу: вещи погрузил, еды в дорогу накупил. Заботится, одним словом... Эта встреча для меня стала еще одним подтверждением того, что Бог есть.

Мой гипноз продолжается. Я теперь постоянно улыбаюсь, а мой Принц просто молча смотрит на меня с восхищением. Часто говорит мне: «Ни о чем не волнуйся. Все будет хорошо». И я ему верю. Я ведь так устала от того, что все сама, сама, всегда сама… А теперь поверила в то, что у меня и моих детей когда-нибудь будет нормальная семья, о какой я всю жизнь мечтала.

События на видео
Подпишись на наш канал в Telegram



Новости партнеров




Звезды в тренде

Анна Заворотнюк (Стрюкова)
телеведущая, актриса, дочь Анастасии Заворотнюк
Елизавета Арзамасова
актриса театра и кино, телеведущая
Гела Месхи
актер театра и кино
Принц Гарри (Prince Harry)
член королевской семьи Великобритании
Меган Маркл (Meghan Markle)
актриса, фотомодель
Ирина Орлова
астролог