«Анна уехала в Италию, где попала в страшную аварию. На ней не было живого места, но ее отказались госпитализировать — не было страховки. Пока шло оформление документов, Герман лежала в монастырской поликлинике, но вместо лечения над ней стояли католические монахини и отпевали ее живую!» — рассказывает биограф певицы, автор нескольких книг о ней, певец и продюсер Иван Ильичев-Волкановский.
Наверное, самая популярная и любимая в народе песня Анны Герман — «Надежда». Историю этой песни я знаю от Александры Николаевны Пахмутовой лично. «Надежда» была написана для мужского голоса, и первым ее исполнителем стал артист МХАТа Юрий Пузырев. А Герман даже и не планировала ее петь: сохранился список песен Пахмутовой, которые Анна хотела исполнять, но в нем нет «Надежды». Однако музыкальный редактор студии грамзаписи «Мелодия», подруга певицы Анна Качалина, специально добавила клавир песни в папку с нотами, которую отправляла для Герман в Польшу. Редакторское чутье и музыкальный вкус подсказывали Качалиной, что эта песня может подойти ее подруге. К тому времени Пузырев «Надежду» уже исполнил. Пахмутова поняла — песня крепкая, мужская, и решила предложить записать ее Кобзону. Но Иосиф Давыдович был в это время на гастролях — где-то на бамовских стройках — и не мог прилететь. И вдруг приходит письмо из Варшавы: «Я спою «Надежду». Анне Герман Пахмутова отказать не могла. Певица прилетела в Москву и в присутствии авторов записала песню. Позднее уже появилась запись Кобзона, а в дальнейшем и Магомаева. А первый исполнитель Пузырев остался «за бортом».
Для самой Герман эта песня стала светом в конце туннеля. Певица тогда только вернулась на эстраду после страшной аварии, которая едва не стоила ей жизни. Во время первых гастролей в СССР после долгой и мучительной реабилитации Анна еще физически не могла выстоять полноценный сольный концерт, да и память подводила, трудно было держать в голове много текстов. Поэтому певица привозила с собой целую группу молодых польских артистов: певцов, танцоров, инструменталистов. Зрители жаловались: «Мы на Анну Герман пришли! Зачем нам эта молодежь?» Она как-то обыгрывала ситуацию — о настоящем положении дел зрителям знать было незачем. Тут-то и появилась «Надежда»…
В 1974 году гастроли уже пошли активнее, и песня ушла в народ. Посыпалось такое количество писем! И от простых людей, и от интеллигенции, и из мест не столь отдаленных... Один поклонник по имени Федя был очень настойчив. Писал он с мордовской зоны. Очередное письмо заканчивалось фразой: «Дорогая Аня, я тебя прошу, пришли мне польско-русский словарь. Пока я здесь сижу, буду учить язык, потому что, когда выйду, мы с тобой встретимся!» Она показала это письмо мужу: «Что я должна ему ответить?» — «Аня, срочно иди на почту и вышли человеку польско-русский словарь, пусть учит язык!» — ответил супруг.
Когда раньше я слышал выражение «мешки писем», иронично улыбался. Кто видел эти мешки? Кто их собирал? Но, побывав в гостях у мужа Анны Герман в их доме в Варшаве, я лично своими глазами увидел эти мешки. Они до сих пор хранятся в подвале дома, хотя многие письма уже истлели. И мешков там немало!
Впервые в Москве Анна оказалась в 1964 году. Она приехала в составе делегации польских артистов и в концертной программе исполняла две песни — одну на польском, другую на итальянском языке. Тогда еще совершенно никому не известная, закомплексованная, непрофессиональная. Концерт артистов польской эстрады проходил в Доме актера. И на него пришла та самая Анна Качалина. Именно с именем музыкального редактора «Мелодии» неразрывно связана творческая судьба Герман.
Качалина оказалась на том концерте не случайно. Ее «командировали» туда от «Мелодии». Дело в том, что студия грамзаписи не заключала контракты со студиями стран соцлагеря, но редакторы приходили на концерты артистов из Восточной Европы, высматривали интересных музыкантов и пытались договориться с ними напрямую, предлагая записать пластинку. Мало кто отказывался, потому что исполнители понимали: из своих маленьких европейских государств они приехали в многомиллионную страну и перед ними открываются хорошие перспективы. Многие с удовольствием записывались в СССР, причем на самых скромных условиях. «Мелодия» платила артистам за минуту записи. Вот длится песня три минуты, значит, артисту платят только за эти три минуты. А потом миллионами экземпляров штампуются пластинки. Все доходы с продаж — государству. Такое советское «пиратство»… Вот и Качалина пришла в Дом актера присмотреть какого-нибудь перспективного иностранного исполнителя. Ко всем польским артистам были приставлены переводчики, а Анна Герман почему-то была без оного, и Качалина ждала, пока кто-нибудь подойдет и переведет. Герман это заметила и сама обратилась к Качалиной: «А чего вы ждете? Я по-русски говорю». Певица охотно приняла предложение редактора. Несмотря на то что уже была лауреатом Сопота, на родине у нее все еще не было собственной пластинки. Дело в том, что ее стиль исполнения совершенно не соответствовал модным музыкальным направлениям того времени. В Европе в моду вошли «Битлз» и тому подобные коллективы. А тут Герман — с ее классическим вокалом, невероятным сопрано, протяжными нотами, лирическими песнями и балладами.
В Польше считали, что она «неликвид». А Качалина сразу разглядела в Герман певицу, которую могут полюбить в СССР. Можно сказать, что по отношению к Герман взяла на себя обязанности продюсера. Если бы не она, польская певица здесь никогда и ничего в таком количестве и качестве не спела бы. Качалина превосходно разбиралась в музыке, у нее был тонкий вкус, поэтому у Герман в СССР и сложился первоклассный репертуар.
Своего угла в Москве у певицы не было. Москва Анны Герман — это путь от ГЦКЗ «Россия» через Красную площадь и Большую Никитскую улицу до Дома литераторов и обратно — вся ее жизнь и работа в столице была сконцентрирована именно здесь. Одна из главных студий «Мелодии», где проходили записи, в те годы располагалась в здании англиканской церкви Святого Андрея в Вознесенском переулке. А в бывшем пасторском домике находился кабинет Качалиной. Здесь Герман подписывала все свои копеечные договоры. Вознесенский переулок выходит на Большую Никитскую — здесь, напротив Консерватории, была поликлиника для артистов оперы и эстрады, где принимали фониатры. Однажды у Герман разболелось горло, и Качалина привела ее сюда. Врач, осмотрев Анну, сказал: «У вас перламутровые связки». Качалина уточнила: «Что вы имеете в виду?» И доктор объяснил: «Они имеют феноменальную эластичность, очень тягучие».
Так где бы вы думали польская артистка жила в Москве? Дома у той же Качалиной! Денег на гостиницу у начинающей певицы не всегда хватало. Очень быстро две Анны стали близкими подругами, и эту дружбу каждая из них пронесла до конца жизни. Квартира Качалиной находилась на первом этаже дома номер 30 в Скатертном переулке — рядом со все той же Большой Никитской.
Первые четыре песни Анны Герман на русском языке были записаны осенью 1964 года в сопровождении оркестра под управлением композитора Вадима Гамалии. Этот оркестр «обслуживал» всех иностранных артистов. Гамалия влюбился в артистку, завязался романчик, о котором знала вся эстрада 60-х. Именно по этой причине продлился он недолго. Герман отношения резко оборвала после того, как узнала, что Вадим Александрович рассказывает об их романе в артистической среде. Для нее это было неприемлемо — человеком она была закрытым. Возможно, это у нее семейное, от предков… Потом Качалина представила Герман композиторам Оскару Фельцману и Арно Бабаджаняну, и в 1965 году была записана песня Бабаджаняна «Не спеши»…
Историю семьи Анны Герман я очень тщательно изучал, для этого специально ездил в Польшу, в Узбекистан, у меня целая полка литературы на польском языке скопилась о происхождении религиозной секты меннонитов, ответвившейся от протестантизма, — приверженцами именно этого религиозного течения были предки певицы. Меннониты — последователи Менно Симонса. Голландские переселенцы, осевшие в Восточной Пруссии и возделывавшие земли вокруг Гданьска и Торуня, — там до сих пор существуют меннонитские деревни. У них и музеи свои есть, а в музеях — экспозиции, посвященные Анне Герман, ведь она самый яркий представитель выходцев из этой секты на территории Европы… Основная их доктрина — не брать в руки оружия, не соединяться с людьми других кланов и религий, не произносить бранных слов. Именно отсюда пацифизм Анны (в Польше у нее даже есть прозвище Белый Ангел) — ее предки на протяжении 400 лет не брали в руки оружия. Это стало причиной, по которой они оказались в Российской империи. Когда в XVIII веке потребовалось участие меннонитов в каких-то военных действиях и их попытались призвать, они сказали «нет». В этот момент прибыл посол из России от Екатерины II, которая, как известно, юг страны стремилась возделывать руками иностранцев. Она прекрасно знала, что меннониты очень трудолюбивые. Их главное правило — молиться во время работы, чтобы не пребывать в праздности даже ради общения с Богом. Вот так предки отца Анны Герман оказались в Запорожье. А предки матери — на Кубани. В Ставропольском крае основали меннонитскую колонию. В огромном, многотысячном селе Кочубеевском (раньше оно называлось Великокняжеское) и родилась мать Анны — Ирма, там похоронены ее дед, бабка, прабабка и так далее. Герман свое генеалогическое древо прекрасно знала, но в советское время, естественно, вынуждена была скрывать. В 1920-е годы семью раскулачили. И оказавшись практически за чертой бедности, мать Герман в поисках лучшей доли уехала в Среднюю Азию, в узбекский город Ургенч. В Узбекистане Ирма и познакомилась с Евгением Германом. В Донбассе, откуда Евгений бежал от преследований, у него остались жена и ребенок, поэтому в брак с Ирмой он вступить не мог. Но у них родилась дочь Анна, случилось это 14 февраля 1936 года в больнице города Ургенча. Пять лет назад я впервые туда поехал, и мне удалось найти даже саму избу, в которой Анна появилась на свет, — старый больничный корпус.
История отца Анны трагична. Ей будет посвящена большая часть моей новой книги «Анна Герман. Судьба и песни», выход которой планируется в конце этого года. (Книга не будет повторять ни одну из ранее изданных — она основана на фрагментах писем певицы, ее интервью и мемуаров.) Евгений Герман стал жертвой репрессий и был расстрелян. Но обстоятельств его гибели семья не знала. А мне удалось изучить и прояснить его историю. Общая информация до позапрошлого года была такая: Евгения Фридриховича арестовали в 1937 году и расстреляли по ложному доносу в Ташкенте. В 1957 году пришел документ о посмертной реабилитации. Но в дневниках Ирмы Давыдовны остались записи о том, что она его долгие годы искала и надеялась, что он все-таки выжил. В позапрошлом году президент Узбекистана разрешил доступ к некоторым материалам, по которым вышел срок давности. И дело Евгения Германа стало доступно, но только для близких родственников. И в этот же год будто само небо послало мне такого родственника: я познакомился с дочерью первого сына Евгения Фридриховича. Она живет в Москве. Когда купила мою книгу, узнала историю своих предков. Несколько месяцев горевала, а потом нашла меня в интернете. И дала доверенность на просмотр дела своего деда моей коллеге — узбекистанскому биографу Анны Герман Ольгане Нафиковой. В архиве сохранились протоколы его допросов со следами крови на листах. Выяснилось, что арестовали его по наводке соседей, которые донесли, что Евгений поет немецкие песни… А еще в деле хранится интересный документ — оказывается, в поисках отца Анны Ирма обращалась в прокуратуру Узбекистана, писала заявление: «Прошу сообщить мне судьбу Евгения Германа». Ей ответили: «Герман жив, у него новая семья, дети, и он не хочет с вами общаться». А правда была такой, что Евгения расстреляли прямо под Ургенчем, в Ташкент ни для какого суда его не вывозили…
Своему отцу Анна посвятила романс «Гори, гори, моя звезда». В 1975 году она, беременная, приехала в Союз. На гастролях ее сопровождал доктор-гинеколог. Вот ему она и доверила свою тайну: призналась, что хочет записать романс в память о расстрелянном отце, потому что этот романс перед казнью пел Колчак. И с руководителем ее ансамбля Панайотом Бояджиевым они придумали вот что: предварить романс барабанной дробью. Это дробь, под которую человека ведут на эшафот. Никто из зрителей не знал смысла вступления, а Анна таким образом отдавала дань памяти своему отцу… В мае 1979 года Герман дала 13 концертов в Узбекистане — в Ташкенте. И все 13 вечеров пела этот романс на земле, где пролилась кровь ее отца.
А песни «Приходит время» и «Пожелание счастья» в квартиру Анны Качалиной принесла для Герман актриса «Современника» Людмила Иванова. Это были бардовские песни, но для Герман сделали профессиональную аранжировку. На запись приходил человек из Особого отдела. В оригинальном варианте «Приходит время» были такие строки: «Поезжай в Австралию без лишних слов, там сейчас как раз в разгаре осень». После этих слов особист остановил запись: «Поезжай в Австралию без лишних слов» — это открытый призыв к эмиграции! Мы этого оставить не можем!» — «А что же делать?» — «Вот телефон, звоните автору…» Герман позвонила Ивановой: «Мила, не дают записать. Меняйте слова, тогда разрешат». Супруг Ивановой, автор музыки этой песни Валерий Миляев в трубку крикнул: «Меняй, меняй! Пой: «Езжай в Антарктику с запасом дров». Понесли новый вариант на худсовет. Вердикт был таким: «Антарктика принимается, а насчет запаса дров — перебор!» В итоге Анна спела: «Поезжай в Антарктику без лишних слов, там сейчас как раз в разгаре осень». Когда песня вышла в свет, слушатели стали задавать вопросы: «Какой в Антарктике разгар осени может быть?» Анна в ответ лишь смеялась.
Несколько прекрасных песен написал для нее Владимир Шаинский. «А он мне нравится», «Сады цветут». Герман Шаинского обожала — ей импонировал его темперамент, хотя вместе из-за колоссальной разницы в росте они смотрелись комично. «Сады...» Шаинский предлагал разным певицам. Например, ее отвергла Алла Иошпе, сказала: «Не буду петь: «Красивая и смелая дорогу перешла». Для советской эстрады середины семидесятых такой текст считался фривольным. Но Герман ничего не смутило, напротив, она почувствовала в песне какую-то весеннюю свежесть. И зрители оценили! Недавно нашлась запись, как рукоплещет Анне Герман зал в студии «Останкино» в 1977 году. Это были съемки «Песни года», где Анна пела дуэтом с Лещенко «Эхо любви». А «Сады...» пришлось спеть на бис вне программы — небывалый случай в истории этой передачи.
Но были песни, которые по стечению обстоятельств Герман исполнить так и не довелось. В комнате, где она останавливалась у Анны Качалиной, стоял кабинетный рояль, и на нем всегда лежала большая кипа нот. Композиторы приходили к Качалиной и приносили свои новые песни, а она, как музыкальный редактор, распределяла их по артистам. Однажды Герман среди этих нот увидела песню «Снегопад». Песня ей очень понравилась, и она сразу же ее спела. Спросила подругу: «Кто-нибудь уже исполняет эту песню?» Выяснилось, что Нани Брегвадзе. И Герман не стала брать «Снегопад» в репертуар.
А песню «Я не могу иначе» Пахмутова с Добронравовым написали специально для Герман. На кассете сохранилась аудиозапись, где сама Пахмутова поет, а потом говорит: «Анечка, мы с Николаем Николаевичем написали эту песню для тебя и дарим тебе ее». Это была последняя посылка в Варшаву из Москвы, Анна получила ее за несколько месяцев до своего ухода. А песню впоследствии исполнила Валентина Толкунова.
Сама Герман из всех певиц выделяла Аллу Пугачеву. И их творческие пути однажды схлестнулись. Когда Рязанов снимал «Иронию судьбы...», ноты песен к фильму Качалина и Таривердиев отправили Анне Герман, я эти клавиры лично видел у нее в доме в Варшаве. И в письмах тоже нашел подтверждение этому: Герман прямо говорит, что готовит песни к записи. Но запись не состоялась по банальнейшей причине. В мосфильмовскую смету не были заложены средства на приглашение иностранной певицы. Вот если бы Герман в те дни оказалась на гастролях в Москве — запись бы состоялась. Поэтому Рязанов был вынужден искать солистку в своем отечестве.
А вот у Евгения Матвеева сотрудничество с Анной Герман сложилось — «карты совпали». Для фильма «Судьба» нужна была песня пронзительная, проникновенная. Так появилось «Эхо любви». Сперва хотели предложить ее исполнить какой-нибудь народнице. Потому что автору — Евгению Птичкину — эта стилистика была близка, достаточно вспомнить его «Ромашки», «Сладку ягоду». Но Птичкин в это время побывал в Польше, где встречался с Герман. И возникла идея на «Эхо любви» пригласить именно ее… В день записи оркестр очень долго ждал певицу, потому что ее задержали в «Останкино» — съемки затянулись. Когда Анна появилась в студии, там уже чувствовалась некоторая нервозность — оркестранты в полном составе ждут солистку, кинематографисты вышли из графика и волнуются, что придется оплачивать переработку. Если бы не присутствие Матвеева, оркестр, наверное, давно ушел бы. Анна извинилась и встала к микрофону, и в эту напряженную атмосферу неожиданно ворвался ее голос… И оркестр дрогнул, скрипки заплакали и остановились — музыканты не смогли играть. А потом уже плакали и остальные музыканты, когда записывали целиком второй дубль. Но Герман никогда не останавливалась на одном дубле — она же перфекционистка. Попросила записать еще, хотела что-то перепеть. Но тут Матвеев упал на колени, обхватил певицу за ноги и сказал: «Нет, нет, ничего переписывать не надо, все состоялось!» — и быстро отпустил оркестр.
В 1973 году Людмила Иванова познакомила Герман со Стасом Садальским — он тогда был артистом театра «Современник». Анна была им очарована: молодой, обаятельный, высокого роста, хохмач. Они очень сдружились. Анна ведь тоже любила похохмить. Ее раздражало, что вокруг нее вечно возникала какая-то тайна печали. Она и потанцевать любила, и пошутить, и анекдоты, и компании веселые. Стас в этом смысле ей очень подходил, она его умоляла, чтобы он вел ее концерты. Анна страдала от того, что люди на ее концертах постоянно плачут. Но надо понимать, что это были слезы очищения. Некоторые врачи-энтузиасты проводили исследования влияния голоса Герман на человека. И были сделаны выводы, что он имеет лечебный эффект, стабилизирует эмоциональное состояние, выводит из депрессии. Причем одинаково воспринимали ее голос абсолютно все — представители совершенно разных культур и языковых групп.
В 1974 году Герман поехала на гастроли в Монголию в рамках культурного обмена. Один из концертов проходил прямо в степи, где установили большой шатер. Постелили ковры. И со всех стойбищ стали стекаться зрители — на лошадях, на повозках, с детьми... Полный шатер народу набрался. А один огромный монгол, настоящий богатырь, смотрел концерт, не слезая с коня у входа в шатер. Когда Герман запела «Вернись в Сорренто», по его лицу потекли слезы... Похожее было и в Узбекистане. В 1979 году Герман в поле выступала для хлопкоробов. Зрители съехались со всех окрестных аулов — полное поле народу. А в центре Герман на грузовике, с микрофоном, с какой-то колонкой и музыкантом. И все поле было полито слезами этих простых людей.
В другой раз в Узбекистане один фотограф снимал Герман с местными поклонниками, и никто ей даже до плеча не доходил. Анна ведь была высокая, 184 сантиметра (сказались голландские корни). Она устала приседать, фотографируясь. А когда фотосессия окончилась, фотограф сказал: «Подождите, пожалуйста, я сейчас подарок вам принесу». И вручил конфеты под названием… «Гулливер».
Анна к своей особенности относилась с иронией. Рассказывала, как в Ленинграде на Невском к ней подбежала девочка и дернула за руку: «Тетя, тетя, скажите, какая у вас там погода?» Естественно, ей хотелось, чтобы ее окружали высокие мужчины — с такими ей было, безусловно, комфортно. Тот же Садальский подходил ей еще и по росту. Высокими были и Вадим Гамалия, и муж Анны Збигнев Тухольский, и эстонский журналист Антс Паю, с которым у нее были просто невероятно глубокие душевные отношения. А сын Анны вырос и вовсе самым высоким человеком Польши: его рост — 214 сантиметров!
С будущим мужем Анна познакомилась в 1960 году. Она была еще студенткой — училась на геолога, на сцене начинала делать только первые шаги, даже в Польше ее тогда никто не знал. Збигнев был старше на шесть лет. Он, инженер, приехал во Вроцлав в командировку. В день отъезда в Варшаву пошел в открытый городской бассейн и увидел ее! Анна на ступеньках бассейна сидела. Он подошел с просьбой: «Пожалуйста, посторожите мои часы…» Так и познакомились. А когда Збигнев оказался у Анны в гостях и познакомился с ее мамой и бабушкой — все для себя решил. Он понял, что это за семья. Приехал к любимой на один концерт, потом на другой, затем пошли фестивали, а потом Анна отправилась в Италию, где и попала в страшную аварию... На ней не было живого места, вся переломана. Но по местным законам ее отказались госпитализировать — не было страховки. Пока шло оформление документов, несколько суток Герман лежала в монастырской поликлинике, но вместо лечения над ней стояли католические монахини и отпевали ее живую! Удивительный факт: она чуть не ушла на тот свет в деревне Святого Лазаря близ Болоньи. Понимаете, как символично? Произошло настоящее воскрешение.
В госпиталь ее забрали только на шестые сутки. И туда приехал Збигнев. Он отдал все свои сбережения на лечение любимой, на вывоз ее из Италии, на уход. Чтобы погрузить загипсованную Герман в самолет, в салоне пришлось снять несколько сидений. Кроме всего прочего, Анна потеряла память. Когда она пришла в себя, Збигнев принес в палату проигрыватель и ставил ее записи. А она не могла вспомнить, кто это поет. Потом ей делалось плохо, случались нервные срывы — она расцарапывала на себе кожу…
На реабилитацию Збигнев забрал Анну к себе. В квартире вокруг ее кровати смонтировал специальную конструкцию с использованием гантелей, грузов, противовесов — он же инженер. Советовался с врачами, как сделать такой тренажер, который бы помог вернуть Анне тонус мышц. Она была вся закована в гипс и обездвижена, даже пальцы не шевелились. Но по чуть-чуть, по несколько миллиметров в несколько дней он ее раскачивал, приводил в чувство, ставил на ноги. Потом в письме Качалиной Анна рисовала, как лежит на этой кровати.
Она не верила, что вернется на сцену. Но оказалось, связки не пострадали, а память со временем восстановилась… Через пять лет после аварии Анна сделала Збигневу предложение. Помимо любви она испытывала к нему невероятное чувство благодарности за вновь дарованную жизнь. А обвенчались они в конце ее земного пути. Анна чувствовала, что уходит, и сама об этом попросила. В их истории любви много неземного. Збигнев необыкновенный мужчина — очень теплый, с ним хорошо любому человеку. Но он больше никогда не женился и не привел ни одну женщину в их дом. Слава Богу, Збигнев жив — сегодня ему 93 года…
И все же, хотя Анна и вернулась на сцену, после аварии работать ей приходилось, преодолевая боль. Позже добавилась новая напасть — смертельная болезнь… На гастролях в Алма-Ате она неожиданно потеряла сознание прямо на сцене. Быстро закрыли занавес — концерт пришлось свернуть. Списали на усталость. Она же никогда ни с кем не делилась своими проблемами и болезнями — но, когда оставалась одна, плакала от боли.
Последний ее приезд в Россию состоялся в мае 1980 года, это были сборные концерты «Мелодии друзей» в «Лужниках». Анна Герман отработала два, а на третьем ей на сцене стало плохо, она не могла сдвинуться с места — обострился тромбофлебит. Погасили свет в зале, певицу отвели вглубь сцены, и она, опираясь о спинки стульев оркестрантов, кое-как добралась до кулис. Садальский отвез ее к врачу в институт Склифосовского. Доктор Сергеев осмотрел Анну, нога была страшно раздута. Сказал, что нужно ложиться на обследование. А она засмеялась и отказалась. Этим же вечером улетела в Варшаву и в Россию больше не вернулась.
За следующие два года она побывала в больнице 14 раз. Это была онкология, и протекала болезнь очень тяжело. Но Герман умудрилась полететь на гастроли в Австралию! Польская концертная фирма пригласила четырех артистов спеть для польской диаспоры. Был подписан контракт, дававший возможность хоть немного заработать, но по которому Герман в случае срыва гастролей должна выплатить неустойку, равную сумме собственного дома. Ей стало плохо на втором концерте. Организаторы сначала сказали: «Можете возвращаться, но выплатите неустойку». Анна ответила: «Мне все равно». Но когда те увидели, в каком состоянии певицу грузили в самолет, сказали: «Мы ничего с нее не возьмем»…
В прошлом году исполнилось 40 лет со дня смерти Анны Герман. В Польше уже к концу 80-х ее имя стали забывать. В 90-е годы память о ней «утопили» окончательно, как и о многих кумирах прошлого. В начале 2000-х современное поколение и вовсе понятия не имело, кто такая Анна Герман. Чтобы напомнить о ней, мы в 2003, 2004, 2005-м годах провели фестивали ее памяти в Зелена-Гуре. Проходили они в амфитеатре на пять тысяч зрителей, которому присвоено имя Анны Герман.
А в сентябре 2012 года в России Первый канал начал показ сериала «Анна Герман». Его тут же купила Польша. Я не знаю, какой инструмент сработал, кто этот рычаг вообще нажал, но сериал поставили на Первом канале польского телевидения в прайм-тайм. На третьей неделе показа в польских СМИ стали выходить заголовки «Анна Герман вернулась», «Ренессанс Анны Герман». На автобусных остановках, в троллейбусах появились ее портреты. В музыкальных магазинах на витрины выставили, достав из загашников, старые диски. Через две-три недели уже наштамповали новые...
Ко мне очередь стояла из польских журналистов! Я заключал контракты с польскими агентствами, отдавал свои архивы в публикацию. Стали выходить книги, статьи, буклеты, организовывались фестивали, концерты памяти. Молодежь начала петь ее песни. За три года умершего человека сделали суперзвездой и гордостью нации! Памятные доски возникли практически в каждом городе, где она жила. В Варшаве наконец-то появилась улица Анны Герман. В Зелена-Гуре — площадь Анны Герман, как и еще в нескольких городах…
Очень чтят память Герман в Узбекистане. В родном Ургенче имя певицы в этом году будет присвоено музыкальной школе. Скоро во дворе этой школы будет поставлен роскошный памятник Анне Герман — я видел его эскиз и макет. В Ташкенте тоже планируют назвать одну из улиц именем Герман. Ежегодно, и не по разу, проводятся фестивали, концерты и вечера, посвященные ее памяти, в марте я на один такой летал.
В Москве тоже есть сквер имени Анны Герман, он находится на улице Нежинская. Это была моя инициатива. Изначально в районном парке, где я бегал еще ребенком, мы посадили рябиновую аллею в память об Анне — дело в том, что актриса Людмила Иванова в свое время посылала певице в Варшаву ягоды рябины для поправки здоровья. На открытии рябиновой аллеи в Москве присутствовала и мать Анны — ей было 96 лет, и муж, и сын, и Анна Качалина. А в прошлом году в рамках программы мэра «Мой район» появился проект реновации парка, и если все удастся, то в нем появятся и лавочки с названиями песен Анны Герман, и новая сцена, украшенная инсталляциями на темы ее песен, и даже вход в парк будет обозначен ее именем.
Ну и конечно, в рамках нашего с продюсером Алексеем Исааковым музыкального проекта «Имена на все времена» мы постоянно, несколько раз в год проводим концерты памяти любимой певицы. А может, это и не мы проводим, это она нас ведет. Все в нашем проекте всегда начиналось с нее!
Благодарим Ивана Ильичева-Волкановского за предоставленные фотографии из его личного архива
