1 марта 2016 года 63-летняя Кароль Ашаш свела счеты с жизнью в своей парижской квартире, оставив после себя огромную библиотеку книг и туго набитый чемодан с фотографиями, письмами и дневниками. Кароль была немного писательницей, немного артисткой, но прежде всего ярким представителем парижской интеллектуальной богемы. Ее имя вы, скорее всего, никогда не слышали, зато имена тех, с кем она была знакома, знаете наверняка: это, например, ее крестный отец Уильям Фолкнер и Жан Жене, близкий друг ее матери.
Кроме чемодана, Кароль Ашаш оставила после себя троих детей, одна из которых (Мона) стала режиссером. «Маленькая девочка в голубом» — это не столько посвящение Моны Ашаш своей маме, сколько попытка ее понять и простить.
Мать Кароль была редактором в издательстве Gallimard, когда там печатались Жак Превер, Эжен Ионеско, Жан Бодрийар. Она называла своей подругой Маргерит Дюрас, а ее близким другом был сам великий Жан Жене. Жене проявлял интерес не только к маме, но и к дочке: он провоцировал 11-12-летнюю Кароль на эксперименты, маркируемые строго «18+». В семнадцать или восемнадцать Кароль уже жила в Нью-Йорке, пользуясь абсолютной, в том числе и сексуальной, свободой, а потом так же внезапно оказалась в браке, родив трех детей, но так и не став хорошей матерью.
Котийяр зачитывает ее дневники вольным монологом, в кадре мелькают архивные фото. Мы видим Кароль, мы чувствуем Кароль: ее рефлексию, ее обиды — прежде за то, что не была оценена по достоинству. Где в ее картине мира Мона, ее дочь? Она появляется вскользь то тут, то там, прорываясь яркой вспышкой в эпизоде, в котором Кароль (и Мона) признаются — абьюз со стороны взрослого мужчины, друга матери передался по наследству. И точно так же, как когда-то мать Кароль, мать Моны тоже посчитала, что все нужно забыть. Мона Ашаш-режиссер понимает, почему это было так, но Мона Ашаш-дочь не прощает — и даже финальный кадр в виде видеопроекции умершей мамы, сидящей обнаженной на морском берегу, и дочери, живой, настоящей, прикрывающей плечи мамы голубой кофточкой, не дают ощущения равновесия.
Это не мир, а перемирие. Не точка, а многоточие. Марион Котийяр исчезает из кадра, она здесь случайная гостья, ее выбрала режиссер, просто потому что сама Мона Ашаш не могла так же ярко визуализировать свою боль. Это тоже наследственное — быть немного артисткой, немного режиссером, но прежде всего дочкой своей богемной мамы, так и не сумевшей избавиться от дурного прошлого.
Фильм начинается с того, что к Моне приходит актриса Марион Котийяр (коротким флешбэком нам напоминают, что Марион, вообще-то, звезда, обладательница «Оскара» и двух «Сезаров»). Режиссер выкладывает перед актрисой вещи, которые когда-то принадлежали ее маме: джинсы, ботинки, бусы, пара колец, очки — все, разумеется, настоящее. Для большего портретного сходства актрисе предлагают коричневые контактные линзы и парик в буклях — и за пять минут перед нами уже не Котийяр, а нервная, взвинченная Кароль, готовая рассказать историю своей жизни в самых неприглядных красках.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
