Танцуй, пока молодой!
Но почему танец? Чтобы привлечь внимание девушек, самый короткий путь — научиться играть на гитаре или обзавестись мотоциклом. «Да потому что я люблю заниматься физическими упражнениями, люблю спорт, но мне всегда, сколько себя помню, было интересно смотреть, как люди не просто двигаются, а делают это с особой грацией, красотой, элегантностью. Когда своим движением они что-то выражают», — философски объясняет Мадс Миккельсен свой тогдашний переход от спорта к танцам. Кажется, он всегда считал слова лишними, так что драматический кружок еще не рассматривал как возможное занятие для себя. Зачем болтать, если все можно показать телом? Но с годами в гимнастике ему стало остро не хватать именно возможности рассказать историю. «Я надеялся найти что-то, что заполнит это пространство во мне», — признается он.
Поработав уборщиком и барменом в заведениях Копенгагена, параллельно танцуя в компании друзей-единомышленников, Мадс решает, что именно танцы могут стать делом всей его жизни. И отправляется на учебу в балетную академию в шведском Гетеборге. Окончив ее, он ни дня не проработает танцовщиком классического балета с его строго очерченными рамками и канонами, хотя балетная выправка останется с ним навсегда. «Выносливость и самодисциплина — это так типично для танцевального мира и совершенно незнакомо актерам. Помню, как я был шокирован, когда впервые должен был играть в театре и все, кроме меня, пришли на репетицию сгорбленные и сутулые, да еще на четверть часа позже, со своими чашками недопитого кофе. Балетные себе такого не позволяют! Ты всегда приходишь вовремя и собранным настолько, чтобы с порога включиться в работу на все сто».
Середина 1980-х годов была временем расцвета современного балета: по всему миру гремели постановки Марты Грэм и Пины Бауш. Вдохновленный свободным танцем, вместе с такой же молодежью, как он сам, Мадс собирает в Копенгагене танцевальную компанию: они придумывают хореографию, ставят номера и даже небольшие постановки. Одержимый желанием постичь как можно глубже современный танец, Миккельсен подает заявку на обучение в школе танца Марты Грэм. Выиграв стажировку со стипендией, он отправляется в 1987 году в Нью-Йорк, чтобы примкнуть к труппе прославленной танцовщицы и революционера современной хореографии. «Помню, как я проезжал тоннель Линкольна, соединяющий Нью-Джерси с Нью-Йорком, с очень небольшим количеством денег в кармане. Все было как в кино! Я решил, что выгоднее будет купить себе роликовые коньки, чтобы передвигаться по городу. Мне был тогда 21 год».
Танцы дали Мадсу не только первый заработок и первый профессиональный опыт, но и знание шведского и английского (что очень пригодится в актерской карьере) и знакомство с будущей женой. С танцовщицей и хореографом Ханне Якобсен, старше его на четыре года, Мадс познакомился в 1987-м, когда ему было 22 года. Сегодня Ханне 63, а Мадсу в следующем году будет 60 — и они все еще вместе. «Для танго нужны двое», — любит с усмешкой повторять Мадс Миккельсен фирменный секрет прочности своих супружеских отношений.
Быть или не быть
Начав серьезно заниматься хореографией в семнадцать, через десять лет Мадс чуть ли не в одночасье оставил эту профессию. «Быстрая карьера, не так ли? Но мне повезло, ведь за эти десять лет было много выступлений, мне даже платили за них. Танцы открыли мне дверь к чему-то новому, чему-то более яркому, более драматичному, чего раньше не было в моей жизни, в моем мире. Я, наверное, никогда бы не стал актером, если бы не начал танцевать».
Мадсу Миккельсену было 27 лет, когда он опять удивил всех, решив поступить в театральную школу при крупнейшем провинциальном драматическом театре Дании в Орхусе. «Честно говоря, я никогда не мечтал стать актером. Если бы в детстве у меня был выбор, я бы стал профессиональным футболистом или гандболистом... Никакой связи с искусством у нас в роду не было вообще, — признается Миккельсен, похоже, и сам не менее, чем его биографы, удивленный таким поворотом в своей судьбе. — Я никогда не ходил в театр с родителями, даже не знал о его существовании. Никогда не видел балет, никогда не был в опере. Но мой отец любил «радиотеатр». Это были маленькие триллеры или драмы на кассетах, которые нам с братом нравилось слушать».
Благодаря старшему брату Ларсу, можно сказать, и случился его дебют в независимой театральной постановке. Мадс не читал пьесы, в глаза не видел парня, взявшегося за спектакль и пригласившего участвовать в нем сначала брата, а потом и его — за компанию. Премьера должна была случиться на сцене, расположенной на одном из островов недалеко от Копенгагена. «Мы добирались туда на корабле. И что самое страшное, возвращаться нам предстояло вместе с нашей же публикой на борту. Похоже, это было худшее театральное представление в истории Дании! — смеясь, вспоминает тот день Мадс. — Но я не мог отделаться от мысли, что в этом есть и крутой аспект: ведь теперь моя карьера может идти только вверх! В свой первый раз на большой сцене я достиг такого дна, ниже которого уже быть не может! После того раза я всегда заранее читаю сценарий и взял за правило лично знакомиться с продюсерами, прежде чем соглашаться на работу».
В театральной школе в Орхусе Мадс Миккельсен был старше всех однокурсников, и, понятное дело, его волновало то, что к моменту окончания школы ему уже исполнится тридцать. Кому тогда будет нужен начинающий «молодой» актер средних лет? Он зря волновался! Не успев толком вникнуть в учебный процесс и освоить премудрости актерского мастерства, Мадс получил свою первую большую роль. В кино!
Слово пацана
Шел 1996-й. Годом ранее датские режиссеры Томас Винтерберг и Ларс фон Триер выступили с революционным манифестом «Догма 95», в десяти пунктах которого осуждали использование спецэффектов и выступали за чистоту киноповествования. Молодой режиссер Николас Виндинг Рефн, симпатизировавший постулатам «догматиков», слыл в Дании «высокомерным, эгоцентричным, страдающим манией величия enfant sauvage»: из Американской академии драматических искусств он был исключен за то, что во время импровизации бросил стол в стену. Вернувшись из Нью-Йорка на родину, Рефн за месяц до начала обучения в Национальной киношколе публично заявил, что бросает учебу, даже не начав ее, — какой скандал! В 24 года Николас решил снять свою первую полнометражную картину — самый настоящий фильм о правде улиц, на которых не горят фонари, и снять его в духе «Догмы 95». Главными героями он видел городских антигероев: торговцев наркотиками, мелких бандитов и грабителей. Для воплощения такой творческой задачи Рефн планировал привлечь к съемкам реальных персонажей с улиц, которые будут не играть, а жить перед объективом кинокамеры. Но вскоре пришел к пониманию, что надежнее будет иметь в команде парочку профессиональных актеров, на которых можно опереться. Тогда кто-то и посоветовал Рефну немолодого студента первых курсов театральной школы в Орхусе. Мол, этот парень точно поймет, о чем фильм: его детство прошло в рабочих кварталах Копенгагена, ничего и объяснять не надо.
