«Знаешь сам, что не стану славить нашей встречи горчайший день»
А что же Берлин? За десять лет первой разлуки он продвинулся в своей карьере. Профессор Оксфордского университета, он участвовал во многих значимых событиях. Молчание о своих встречах с Ахматовой Берлин нарушил только после смерти Сталина, поделившись своими впечатлениями с редактором одного издания. Редактор поступил непорядочно и «тиснул статейку», не согласовав ее с рассказчиком, из-за чего Исайя сильно переживал. Он боялся, что после этого Ахматову посадят, и требовал от редактора опровержения статьи. «Я чувствую, что это — самое ужасное, что могло со мной произойти», — писал он. Станет ли так писать равнодушный человек?
В конце июля 1956 года, во времена оттепели, Берлин снова приехал в СССР. Вместе с женой он остановился в Москве, в квартире при британском посольстве. Пастернак рассказал Исайе, что Ахматова сейчас в Москве (она как раз жила у Ардовых, на Ордынке). Их разговор по телефону запечатлен в двух версиях. Первую, из уст Анны Андреевны, бережно записала в своих дневниках Лидия Чуковская, которая дружила с поэтом много лет: «Один господин — вы конечно догадываетесь о ком речь... позвонил ко мне по телефону и был весьма удивлен, когда я отказалась с ним встретиться. Хотя, мне кажется, мог бы и сам догадаться, что после всего я не посмею снова рискнуть... Сообщил мне интересную новость: он женился только в прошлом году. Подумайте, какая учтивость, относительно меня: только! Поздравление я нашла слишком пресной формулой для данного случая. Я сказала: «Вот и хорошо!», на что он ответил... ну, не стану вам пересказывать, что он ответил...» Чуковская добавляла от себя: «Она говорила хотя и с насмешкой, но глубоким, медленным, исстрадавшимся голосом, и я поняла, что для этого рассказа о «небывшем свидании» она и вызвала меня сегодня, что снова ею совершен один из труднейших поступков».
