Возвращаться из теплой Болгарии в холодную Москву не хотелось: дома ждала армия. Обычно актеры служили в Театре Советской армии: носили декорации, играли в массовке. Когда мне полетели повестки, главный режиссер этого театра Юрий Иванович Еремин позвал к себе. А я все отказывался: из-за постоянных съемок получал отсрочку. Дотянул до двадцати шести лет, когда уже не отвертишься, сунулся в Театр армии, но услышал: «Олег, мы долго вас ждали, теперь места нет». Пришлось идти в военкомат на общих основаниях. Меня распределили в Нахабино, в инженерный полк.
Относились там к актеру, как к скомороху. Это было потерянное время: выдернули из любимой профессии, подъем по приказу, портянки... Ну не мое! К тому же меня, двадцатишестилетнего, пытается поучать какой-нибудь двадцатилетний «дед». Самоутверждается. Я себя в обиду не давал — отвечал жестко. И за других заступался: начали как-то солдаты над деревенским парнем издеваться, что подтянуться не может. Я не стерпел, высказался — посадили «на губу». Спать в этой «темнице сырой» не давали, кормили кое-как... Потом напомнила о себе старая травма — понадобилась операция на мениске. И виноват был не столько конь из «Капитана Гранта», сколько драки по юности, занятия карате... Отправили в больницу в Воронеже, потом комиссовали — не дослужил каких-то пару месяцев. Вздохнул с облегчением.
— Свою жену вы встретили, когда служили в армии?
— Меня отпустили в увольнение, и я приехал в Москву. Шел по Тверской (тогда улице Горького) и увидел девушку: светлые волосы рассыпаны по плечам, узкая юбка до середины икры... Настолько понравилась, что поборол смущение и подошел. Все последние месяцы службы, едва выпадала увольнительная, спешил на свидание к Ларисе. В остальном все как у всех: прогулки, кино, кафешки... Отношения были простыми и честными — без вуали. И мое предложение руки и сердца звучало скорее практично, чем романтично.
Лариса училась в педагогическом на преподавателя английского языка. А поскольку прописана была в Сходне, не в Москве, по окончании института ей грозило распределение в какую-нибудь тьмутаракань.
Я же недавно улучшил свои жилищные условия: сначала ютился в общежитии Малого театра, делил квартиру с тремя актрисами, по-джентльменски заняв самое тесное помещение — на пяти метрах умещались только кровать и стул. После «Капитана Гранта» меня уже стали узнавать на улице, и коллеги по Малому замечали руководству: «Известный артист, а живет в кладовой!» Тогда театр выделил мне более просторную комнату в коммуналке с одним соседом. Дал Ларисе ключи от своей квартиры и предложил стать моей женой: «Ничего сейчас не отвечай. Если откроешь мне дверь через три недели, когда вернусь с гастролей, — будет считаться согласием». И она открыла! Счастливая, в белом платье с большими черными тюльпанами!
