22 сентября 1859 года, три часа дня, Москва, улица Пречистенка. У ворот небогатого особняка собралась толпа. Господа в сюртуках и цилиндрах, дамы, купцы, приказчики, приехавшие на заработок крестьяне-отходники. Люди терпеливо ждут, сторонясь тех, чье общество им не по чину.— …А точно ли будет?..— Я слышала это от сестры самого полицмейстера, Марии Ивановны Бобылевой!— Он непременно приедет, посмотрите — у дома полиция…
У особняка под номером 20 и в самом деле скучали четыре полицейских чина. Вскоре прискакал казачий офицер, и служивые оживились, начали осаживать толпу, расчищать проезд к тесовым воротам. Грянул цокот копыт по брусчатке, из-за угла показалась коляска, за ней — двое лейб-казаков.
В коляске тоже двое, и все знают, что смотреть надо на пожилого, бородатого, одетого по-азиатски господина в черной папахе.
Люди в толпе перешептываются:
— Шамиль! Шамиль! Смотрите — Шамиль!
— Какие глаза, какая осанка!..
Темные глаза взглянули на галдящую толпу так, будто ее здесь и не было, ворота отворились, коляска въехала во двор. Последний имам Чечни и Дагестана, пленник и почетный гость царя, приехал в гости к 82-летнему генералу Алексею Петровичу Ермолову, бывшему проконсулу Кавказа, главнокомандующему Грузинским корпусом, управляющему по гражданской части на Кавказе и в Астраханской губернии, знаменитому герою 1812 года.
Недавно была проиграна Крымская война, во время нее умер император Николай I — поговаривали даже, что он покончил жизнь самоубийством...
Время героев, создавших империю, державшую в железном кулаке половину Европы, прошло — Ермолов остался последним. На Кавказе он не церемонился: отбирал владения у князей, сжигал аулы, вешал мятежников — как-то теперь пройдет встреча с Шамилем? Не дойдет ли до крови?
Толпа галдела, не собираясь расходиться, а в маленьком особняке царила торжественная тишина: огромный, тяжелый на ногу седой старик медленно спускался по парадной лестнице навстречу идущему по двору важному и страшному гостю.
Седые волосы, седые усы, седые бакенбарды, огромный нос, отвислые щеки, маленькие проницательные серые глаза — он не походил на сложенного, словно Геркулес, красавца-генерала, вершившего судьбы Кавказа четверть века назад. Его поддерживал под руку старший сын, адъютант московского генерал-губернатора, младший, строевой армейский офицер, шел сзади. Оба молодцы, как на подбор, вышли и ростом, и лицом, и статью: ермоловская кровь, по преданиям, идущая от самого Чингис-хана, удачно смешалась с дагестанской. Получив скандальную отставку, генерал вывез своих «татарчат» с Кавказа. Их мать не захотела принять православие и с ним не поехала. Сестра осталась с ней, они до сих пор живут в ауле Гили. Обе вышли за односельчан и родили детей, которых Ермолов ни разу в жизни не видел. Он посылал им восемьсот рублей серебром в год — деньги немалые.
Сыновей Ермолов отдал в артиллерийское училище, им покровительствовал великий князь Михаил. Сперва они получили фамилию Горские, потом стали Ермоловыми и вышли в чины. Север на хорошем счету у высшего начальства, Клавдий вернулся с Крымской войны героем, полковником, георгиевским кавалером. В артиллерии служит и Виктор, сын Алексея Петровича от другой дагестанской жены. А Петр, которого ему родила третья, был сдан в унтер-офицеры и сгинул на Кавказе. Север и Клавдий во все глаза смотрят в широкую спину отца, на медленно открывающуюся дверь дома. Оба знают, что генерала Ермолова на Кавказе до сих пор называют Грозным Ярмулом, и не понимают, чего ждать от сегодняшнего визита…
Старый лакей Аверкий распахивает парадную дверь, бывший имам Дагестана и Чечни и бывший проконсул Кавказа идут навстречу друг другу.
О том, что Шамиль захотел его увидеть, Ермолов узнал неделю назад — и согласился.
