Сообщение, что Николай Караченцов попал в аварию, настигло меня в машине. Я ехала на первый концерт в своей жизни, где должна была петь легендарный романс из «Юноны и Авось». Тот самый, что исполняла с ним в «Ленкоме» до последнего, рука об руку… Вышла на сцену, начинала несколько раз — душили слезы. Страшно было произносить знакомые слова, поскольку они звучали слишком определенно: «Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу»…
В детстве, когда знакомая музыка лилась из телевизора, я надолго замирала перед экраном. Уже в школьной форме, с портфелем в руках стояла на кухне, не в силах сделать шаг за порог, пока не отзвучат последние аккорды «Юноны и Авось».
Лишь оплакав судьбу Кончиты и Резанова, со спокойной совестью приходила к третьему уроку, при том что училась во вторую смену. И сколько раз повторяли телеспектакль, столько я его смотрела… Ах, какая любовь! Николай Караченцов являл собой воплощение рыцаря, прекрасного принца. И Кончита смотрела на него с такой надеждой! Легендарные глаза Елены Шаниной... Что стану актрисой, не сомневалась уже тогда. Проигрывала все роли из «Юноны и Авось» по очереди... Хотя попав в труппу «Ленкома» через много лет, помыслить не смела, что мечта детства исполнится…
Марк Анатольевич Захаров пригласил меня в Ленком конкретно на две роли: Анны Болейн в «Королевские игры» и Панночки в «Мистификацию».
Тогда я вживую увидела «Юнону и Авось» — уже с Инной Пиварс в роли Кончиты. А сценический эффект по сравнению с телевизионным надо умножать вдвое. Как и слезы, и сопереживание… Прикоснулась к прекрасному — и работаю дальше, даже в грезах ни на что не посягаю... А между тем в кулуарах обронили такую фразу в мою сторону: мол, прочат тебя на эту роль... Подошла к Марку Анатольевичу: «Душевное спокойствие теперь нарушено… Скажите — правда?» Услышала: «Есть такие мысли, но подождем». И — тишина. Довольно мучительная… А между тем в кулуарах очередные слухи: кто-то показывается, кого-то ищут, говорят, молоденькую… Мне тогда было 22 года, самая юная актриса в театре: куда моложе-то? Только институтки… «Значит, — думаю, — дело не в возрасте».
Снова к Марку Анатольевичу: «Так как?» Он уклончиво: «Это не к спеху...» Чтобы окончательно не свихнуться, звоню заведующей труппы и, набравшись смелости, прямо спрашиваю: «Разве не очевидно, что я и поющая, и молодая… Ну для этой роли…» — «Ну… нет». — «А может, мне тоже стоит показаться?» — «Ну… да». Марк Анатольевич перед показом пригласил меня в кабинет и достал из ящика стола журнал, где я впервые была на обложке: «Анна, у вас тут симпатичные куделечки, сделайте что-нибудь такое…» Передала его просьбу гримеру… И с успехом отыграв вечером «Мистификацию», после букетов и аплодисментов, стала готовиться к экзамену на той же сцене... «Если нет — жизнь на этом не заканчивается», — успокаивала себя. Станцевала, спела тот самый романс. А потом за кулисами ко мне подошла наш хореограф: «Молодец!
Но что это у тебя на голове?» — «Куделечки!»
На следующий день я увидела приказ: утвердили! Кроме меня на роль Кончиты взяли еще одну актрису. Мне сказали, что в ближайших двух спектаклях выходит она, а потом введут меня. В день, когда она должна была играть первый спектакль, я, конечно, пришла на утренний прогон. Тихонечко устроилась в зале... Захватила с собой пакетик с персиками и, как в той басне, позавтракать совсем уж было собралась... В общем, сидела благостная и расслабленная. Однако в середине второго акта Марк Анатольевич беспокойно встал, подошел и спрашивает: «У вас готовы костюмы?» Я киваю, судорожно соображая, как обстоят дела на самом деле.
