Да плевать! Зато «это» наконец-то свершилось. Алекс стал первым бойфрендом Адели после годовалого перерыва! Он научил ее одеваться. Объяснив Адели, что ей не идет крупный рисунок и цветастые раскраски, он приучил ее к черному цвету и простому крою. Раскритиковал ее старомодный шиньон «а-ля 60-е», заставил перекраситься в блондинку и распускать на сцене волосы. Театрально закрывая лицо руками, Алекс ужасался, что его подруга не в курсе, кто такой Шекспир, не говоря уже о прочих литературных именах. Он вслух читал ей «Ромео и Джульетту» и «Макбет». Адель реагировала как ребенок: в смешных местах хохотала, в трагических — плакала. Он заставил ее пересмотреть десятки знаменитых фильмов, и она послушно сидела, прижавшись к его коленям, и старательно таращилась в экран. Алекс водил ее по лондонским и парижским музеям, и она как прилежная школьница доставала блокнотик и, наклонив голову, старательно записывала название картины и имя художника.
Все вылетало из дырявой головы, хотя она даже пробовала заучивать имена на ночь, как стихи: «Пикассо, Моне, Дега. Матисс… Ма-массо… Де-ка-ссо… Ну и имена!»
На время гастролей по Америке Адель назначила Старрока своим официальным фотографом. Она жила с ним в одном номере и не спускала с любимого глаз. Как-то ее пригласили в субботнее шоу Дэвида Леттермана вместе с Бьорк; и та в коридоре нью-йоркской студии посмела поговорить с Алексом дольше трех секунд, даже предложила ему сделать с ней фотосессию! Адель кинулась разъяренной тигрицей, чуть не поколотила бедную Бьорк, вопя, что контракт запрещает ее фотографу снимать кого-либо, кроме нее.
— Вы ревнивы?
— спросил ее Леттерман, которому рассказали об этой сцене.
— Я? — искренне изумилась Адель. — Нисколько.
… — Да нет, я правда не ревнива, — говорила Адель больничному приятелю Джону, затягиваясь очередной сигаретой, — но Алекс сказал, что я его держу на поводке. Я вообще не понимаю, о чем это…
Словом, Алекс предложил на время расстаться, и Адель впала в такую хандру, что порвала на полгода вперед все гастрольные контракты. Ей было плевать на неустойки, менеджеров и договоренности: в ее жизни рушилось нечто гораздо более важное — любовь. Бедная мать, к которой Адель снова переехала, 6 месяцев натыкалась на вечно запертую дверь, истерики и рыдания, доносившиеся из комнаты дочери, батарею пустых бутылок, которые Адель выставляла в гостиную, — она тогда выпивала по четыре бутылки вина за ночь.
Самое интересное, что во время своего «бесноватого затворничества», как она сама это назвала, Адель написала почти все песни для второго альбома «21» — снова названного по количеству своих лет.
Альбом, вышедший в январе 2011 года, который продюсеры буквально насильно заставили ее записать, восхитил Алекса, и между ними снова началось нечто, похожее на отношения. Адель из кожи вон лезла, чтобы угодить своему бойфренду. Впервые в жизни она решила бороться с весом и даже наняла знаменитого лондонского тренера Руперта Дугласа, которого в свое время ей советовал Маккартни.
Этот неутомимый живчик сгонял с нее в спортзале по семь потов, посадил на жесточайшую диету, от которой Адель быстро осатанела и купила себе в аптеке какой-то коктейль для похудания. Надо сказать, десяток фунтов она сбросила, но с какими мучениями! Ее теперь вечно тошнило, мутило, и в глазах прыгали мушки от физических перегрузок. Второй альбом Адели пользовался еще большим успехом, чем первый, он поднялся на первую позицию чартов даже в Америке и удерживался там очень долго. Адель снова рвали на части: концерты, пресс-конференции, интервью, телевидение, видеозаписи...
В мае 2011 года в Чикаго перед самым выходом на сцену Адель получила эсэмэску от давнего школьного приятеля Линдона, что Алекс… женится. Адель вышла на сцену как во сне.
На нее благоговейно смотрели тысячи человек, многие держали в руках зажженные свечи. Музыканты уже играли вступительные такты; Адель подступила ближе к краю сцены, набрала в легкие воздуха и… разрыдалась. Публика поначалу никак не могла понять, что все это означает, — может, это часть шоу? Взяв паузу, Адель шумно выдохнула и пожаловалась залу:
— Он меня послал. Совсем...
Зал заколыхался, загалдел, засвистел, раздались какие-то выкрики, потом все заглушили аплодисменты, и вскоре публика скандировала: «Пой! Пой!» И Адель запела свой хит, посвященный Алексу, — Someone Like You. Она не допела и до середины, как голос сорвался на хрип, и она онемела. Боль в горле была такая, словно там жарили угли. Со сцены Адель унесли на руках, потому что ноги ее не слушались.
И начался ад: врачи, клиники, диагностика, запугивания…. В тот вечер у нее в горле лопнул сосуд; после тщательного обследования стало ясно: причина болезни достаточно серьезная, возможно, онкология...
Она ежедневно открывала газеты с бесцеремонными заголовками: «Адель умирает»; «У Адели рак горла»; «Неизлечимая болезнь Адели»... Вскоре она оказалась вот в этой бостонской клинике, потому что американский доктор Зейтельс считается лучшим в мире специалистом в этой области. По крайней мере он заверил, что у нее вовсе не рак, но никаких гарантий на будущее, а уж тем более на продолжение карьеры, из осторожности не давал.
...Адель оперировали в ноябре 2011 года. Заранее предупредили, что когда она очнется, ей нельзя будет разговаривать по крайней мере 8—10 недель!
