Я же обратилась к нему с просьбой единственный раз: попросила найти врача для папы, оперировать которого отказались и в НИИ хирургии имени Вишневского, и в Институте гастроэнтерологии. Попросила и стала извиняться:
— Тебя и так рвут на части — а теперь еще и я...
Как же Боря рассердился! Даже голос на меня повысил:
— С ума сошла?! Почему раньше не сказала?!
В тот же день договорился с ведущим хирургом военного госпиталя, и тот блестяще провел сложнейшую операцию. Было это десять лет назад, папа, слава Богу, до сих пор с нами, хотя в середине нулевых доктора отмеряли ему несколько месяцев.
Что касается денег, то их я у Бори не попросила ни разу. Если вдруг появлялась нужда, брала в долг у кого угодно — только не у него. Нет, не боялась, что заподозрит меня в корыстных интересах. Я не потребитель, и Борис это знал. Обратившись за деньгами, нужно было рассказать о своих проблемах, а я не хотела его расстраивать. Жалела, берегла.
Меня очень задевало, когда люди, называвшие себя друзьями Хмельницкого, использовали его. Начиналось всегда одинаково:
— Есть классная идея! Но надо получить «добро» в мэрии (правительстве, Госдуме). Сделаешь?
— Да, конечно! — отвечал Боря, даже намеком не давая понять, что это будет сложно. Не хотел, чтобы обратившийся к нему человек чувствовал себя обязанным. И никогда потом не рассказывал, как трудно было договориться о встрече и сколько заплатил за коллекционный коньяк, который преподнес в благодарность за хлопоты. А автору «классной идеи», получившему от ее реализации хорошие дивиденды, даже в голову не приходило об этом спросить. Хорошо, если не забывал сказать спасибо.
Я не раз слышала от Бориных приятелей-бильярдистов: «Лар, ты даже не представляешь, сколько он мог денег заработать, если б не был таким дураком! За каждый «автограф» в той или иной инстанции, за то, что договорился о встрече, привел к дверям кабинета высокого начальника, существует определенная такса. А Борька не только ничего не берет, но еще и свои деньги на подношения тратит!» Те, кто плохо знал Хмельницкого или считал, что бессребреников в принципе не бывает, пускали слухи: мол, на одном проекте он столько-то бабок срубил, а на другом — еще больше. Думаю, такая информация доходила и до Бориса и наверняка ему было обидно. Но он никогда не делился своими чувствами ни со мной, ни с Дашей, ни с Луизой. Не хотел, чтобы переживали. Если же нас просвещал кто-то со стороны, то в ответ на возмущенное «Это же подло! Борь, как им не стыдно?!» — показывал на небо: «Там разберутся. Это факт их биографии...»
