— Известна история, как Певцов запретил вам сниматься в продолжении «Бандитского Петербурга», закатив грандиозный скандал съемочной группе.
— Он еще гуманно себя повел. Мог бы и покруче выступить. Извините, мне кололи уколы от бешенства!
Дело происходило тридцатого декабря, в последний рабочий день перед каникулами. Все торопились к уже накрытому праздничному столу, хотели поскорее закончить смену. В кадр усадили огромного черного пса, подобранного чуть ли не на улице. Когда раздалась команда «Мотор!», волкодав без объявления войны вдруг сделал движение челюстями и моя нога оказалась у него в пасти. В первый миг я даже боли не почувствовала, с перепугу стала щелкать этому страшному монстру по носу и приговаривать: «Эй, собачка, отпусти!» Мне потом рассказали, что сомкнутые челюсти иногда приходится чуть ли не домкратом раздвигать... Видимо, мое фамильярное поведение шокировало пса, и он разжал зубы. Я отыграла сцену до конца и лишь потом, вернувшись в гримерку, рассмотрела рану. Выглядела она жутко, нога была прокушена до кости...
Диму сильнее всего взбесило, что никто не стал мною заниматься. «Скорую» не вызвали, в больницу не отвезли, даже не попытались выяснить, чья собака, не больна ли она. А вдруг началось бы заражение или — хуже! — бешенство? Кое-как залепили ногу ватой, запихнули в самолет и — привет. Лети, Дроздова! Не хотела ничего рассказывать мужу, планировала утром сама съездить к врачу, но на борту поднялась температура, начался болевой шок, мне стало дурно. Увидев мое состояние, Дима сразу позвонил в Питер режиссеру, сказал все, что о нем думает, потом отобрал мои телефоны и категорически запретил отвечать на любые звонки членов съемочной группы. Думаю, так поступил бы любой нормальный мужчина.
Дима впадает в праведный гнев исключительно из-за обостренного чувства справедливости. А в семье он мягкий и пушистый. Настоящий мамин сын. Дома мы никогда не повышаем голоса друг на друга. На протяжении двадцати трех лет. Так договорились с самого начала. Врать не стану, я могу вспылить из-за какой-то проблемы, шумно высказаться на сей счет, но не в адрес мужа. Нет, на личности мы не переходим. Даже попыток не совершаем. Я убегаю в ванную, пускаю воду из всех кранов сразу, разбрасываю по углам свои баночки с кремами и тюбики с шампунями, а потом возвращаюсь в комнату умиротворенная. Если сразу успокоиться не удается, ухожу из дома на прогулку. Знаю, что самое страшное говорится сгоряча. Потом не разгребешь завалы. Помню и то, что обещала маме ни на кого сильно не гневаться.
— Как Дмитрий выпускает пар?
— Когда только познакомились, бил ногами машины. Свои. Я объяснила, что автомобиль жалко, он ведь живой. Потом Дима в гонках участвовал, на трассах адреналин выплескивал. А теперь... песни орет. Все сублимирует в творчество. По-моему, отличный вариант!
— Едва ли можно расценить как комплимент, когда пятидесятилетнего мужчину называют маменькиным сынком.
— Я же в хорошем смысле, в положительном. Из Елисея хочу вырастить такого же сына. Дима очень любит Ноэми Семеновну, очень! Кстати, это важно: как мальчик относится к своей маме, так и к жене будет потом относиться.
— Легко ли вам было выстраивать отношения с родителями мужа?
— Они влюбились в меня с первого взгляда. Видимо, в семье всегда мечтали о девочке и вот получили готовенькую.
— Нашлась, Находка.
